очень нудно 
91 
Весь день они старались держаться подальше друг от друга, работали допоздна каждый в своем кабинете, легли спать каждый на своем краю широчайшей кровати, разделенные пространством гладкой, туго натянутой простыни величиной с городскую площадь. И ни один из них не предпринял попытки пересечь эту площадь. Утром они встали, делая вид, что ничего не происходит. Осторожно обходя друг друга стороной, оба двигались как по минному полю.
Ева знала, что Рива и Токимото уже в доме, но предоставила Финн заниматься ими, а сама закрылась у себя в кабинете, как в бункере, ожидая возвращения Пибоди и Макнаба.
Она смогла надолго сосредоточиться на текущей работе: провела вероятностные тесты, потом принялась перебирать известные ей данные, создавая новые версии. Она изучала фотографии на доске, восстанавливала в уме картину преступления, уточняла мотивы, сравнивала методы, пытаясь составить целостную картину. И вроде бы у нее что-то получалось, картина выстраивалась.
Но стоило ей сгруппировать факты в ином порядке, и стройная картина менялась до неузнаваемости. А главное, стоило ей отвлечься хоть на минуту, как в уме возникала совсем иная картина: она и Рорк на противоположных концах бездонной пропасти.
Ей было невыносимо такое смешение личной жизни с работой. Она ненавидела себя за то, что непрошеные мысли сами собой лезли в голову, когда ей надо было сосредоточиться на расследовании.
«Что, собственно, такого произошло? — спрашивала себя Ева, входя в кухню за новой, уже бессчетной чашкой кофе. — Что меня так расстроило? Неужели все дело только в том, что Рорк хочет разыскать какого-то агента ОБР, мне даже незнакомого, и пустить ему кровь?»
Они были в ссоре, хотя и не кричали друг на друга, не швырялись вещами, не хлопали дверьми. Скандала не было, и тем не менее они были в ссоре.
Брачные игры! Ева уже в достаточной мере овладела умением в них играть. Почему же теперь она не знала, что ей делать?
Они были в ссоре, потому что в его душе, подобно тигру, запертому в клетке, затаился гнев из-за того, что с ней сделали, когда она была ребенком. И на это накладывался гнев из-за того, что случилось с его матерью. Грубая жестокость, насилие, пренебрежение, забвение. Бог свидетель, они оба прошли через это и выжили. Почему же они не могут жить с этим дальше? Потому что сидящий в клетке тигр оттачивал зубы и когти…
Ева прошла через кухонную дверь на балкон и остановилась. Ее мучило удушье. Хотелось просто глотнуть свежего воздуха.
Как же она сама с этим жила? Работала. Да, иногда она пряталась за своей работой, доводила себя до изнеможения, до полного истощения, но она жить не могла без того, что давала ей работа: и сам процесс, и результат. Ей это было необходимо — не просто постоять над телом жертвы, а постоять за жертву, восстановить справедливость хотя бы в той мере, в какой позволяла система. Порой ее охватывала ненависть к этой системе. То, что удавалось восстановить, не всегда отвечало ее собственным представлениям о справедливости. Но она умела сохранять уважение даже к тому, что вызывало ненависть, и не нарушать установленные правила.
А кошмары? Разве они не были своего рода предохранительным клапаном, подсознательной отдушиной, позволявшей избавиться от страха, боли, унижения? Мира, наверное, могла бы снабдить ее целым ворохом замысловатых психологических терминов, объясняющих все это; Но в конечном счете кошмары оставались своего рода спусковым механизмом, воскрешавшим воспоминания, которые она могла вынести. Она не была вполне уверена, что сможет вынести все, что вспомнится, но старалась держаться.
И бог свидетель, ей было неизмеримо легче справляться с кошмарами, когда рядом был Рорк. Он помогал ей высвободиться из их вязкой пучины, он обнимал ее и одним своим присутствием напоминал, что больше они над ней не властны.
Но один путь Ева решительно отвергала: она не желала отвечать на жестокость еще большей жестокостью. Она только потому и носила свой жетон, что верила всем сердцем, всей душой в справедливость закона.
А он не верил.
Ева рассеянно взъерошила пятерней волосы, глядя на роскошное цветение позднего лета в расстилающихся у нее под ногами садах. В буйной зелени деревьев ей чудились блеск и роскошь мира, построенного Рорком для самого себя по собственному вкусу. Когда она познакомилась с ним, влюбилась в него, вышла за него замуж, она уже знала, что он не разделяет ее убеждений. Как знала и то, что никогда ей его не переубедить.
91 
