15 
Никогдяне не считают, что жизнь – это накопление, увеличение красоты, мудрости, богатства и опыта, они с рождения знают, что она состоит из утрат, оскудений, разорений и распадов. И даже трон дается им лишь для того, чтобы они его потеряли. Уже в три года никогдяне знают то, что в других странах люди еле-еле постигают к шестидесяти трем.
Но все это не означает, что никогдяне ходят унылые. Напротив: нет в мире более веселого народца. Они пьянеют от восторга при малейшей милости судьбы. Их склонность смеяться, улыбаться, радоваться и восхищаться поистине беспримерна. Угроза смерти развивает в них неукротимую жажду жизни.
Их гимн – похоронный марш, а вместо похоронного марша они играют жизнерадостный гимн – это такая неистовая рапсодия, что от одного чтения партитуры пробирает дрожь. А никогдяне играют, не пропуская ни нотки, и ничего.
Их геральдический цветок – белена.
Добыча сладостей в Китае была сопряжена со своими, не такими, как в Японии, трудностями. Надо было сесть на велосипед, показать солдатам, что шестилетняя иностранка не представляет собой серьезной опасности для китайских граждан, а потом сгонять на рынок и купить там отличных конфет и жестких ирисок. Но как быть, если кончились скудные карманные деньги?
Тогда приходилось обчищать гаражи дипломатического гетто – взрослые держали там провизию. Эти пещеры Али-Бабы запирались на висячие замки, но нет ничего проще, чем спилить замок коммунистического производства.
Не имея расистских предрассудков, я воровала во всех гаражах подряд, в том числе в родительском, который был не хуже других. Однажды я наткнулась там на бельгийское лакомство, которого раньше не знала: печенье «спекюлос».
Тут же отведала. И застонала: пряное, хрустящее, вкуснотища! Такое открытие – настоящий праздник, грех отмечать его в гараже. А где не грех? Я знала такое место!
Со всех ног я бросилась к дому, взбежала на четвертый этаж, влетела в ванную комнату и закрыла за собой дверь. Сев перед огромным зеркалом, вытащила из-за пазухи свою добычу и принялась есть ее, глядя на себя, чтобы не просто наслаждаться, но еще и лицезреть свое наслаждение. Вкус печенья отражался на моем лице.
Зрелище было впечатляющее. Я могла глазами различить все оттенки вкуса: разумеется, сахар, иначе по физиономии не разлилось бы такое блаженство, причем, судя по ямочкам на щеках, не рафинад. Много корицы – об этом свидетельствовал сморщенный от удовольствия нос. Блестящие глаза говорили о присутствии целого букета пряностей, восхитительных и незнакомых. Ну а томно приоткрытый рот был несомненным признаком меда.
Чтобы удобнее было смотреть, я села на край умывальника и продолжала поглощать печенье, не отрывая глаз от зеркала. Созерцание удваивало остроту ощущений.
Сама того не зная, я поступала точно так же, как посетители сингапурских борделей, которые глядят в зеркальный потолок и распаляются от вида собственной любовной игры.
Неожиданно в ванную зашла мама и застигла меня на месте преступления. Вся во власти двойного сладострастия, я не заметила ее и продолжала обжираться.
Первой маминой реакцией было возмущение: «Она ворует! И что? Сладости! Да еще какие! Стащила наш единственный, драгоценный пакетик „спекюлос“, которых в Пекине не достать!»
Потом пришло недоумение: «Почему она меня не видит? И зачем ест перед зеркалом?»
Наконец она поняла и улыбнулась: «Она смотрит, как ей вкусно!»
И тогда она поступила как прекрасная мать: вышла на цыпочках и прикрыла дверь, оставив меня смаковать в одиночестве. Я бы так и не узнала, что она ко мне заходила, если бы не услышала, как она рассказывает об этом случае своей подруге.
Однажды в нашей скромной квартире несколько дней прожил мрачный, неулыбчивый господин. Я считала его стариком, потому что он носил бороду, на самом же деле он был ровесником отца, который отзывался о нем весьма уважительно. Это был Симон Лейс. Папа помогал ему улаживать какие-то сложности с визой.
Знай я, какое огромное значение будут иметь для меня его труды пятнадцать лет спустя, я бы смотрела на него иначе. Но и тогда его недолгий визит позволил мне сделать важное открытие: видя, с каким почтением относятся к нему родители, я поняла, что человека, который пишет хорошие, проникновенные книги, удостаивают особым поклонением.
Это усилило мой интерес к чтению. Значит, кроме «Тентена», Библии, атласа и энциклопедического словаря, можно и нужно читать также романы, эти зеркала наших страстей и печалей.
15 
