очень нудно 
70 
Сашка и правда очень любила прогуливаться этой якобы общеизвестной и почти всегда слишком людной местностью. Она отправилась туда, чтобы ещё раз испытать вкус детства. «Зубцы-мерлоны Кремлёвских стен…» Ах, эта музыка небесных сфер. В детстве всё имеет свой смысл. Поэтому там его никто и не ищет. Все вроде как помнят. Неповторимый недвижимый бесконечный миг между плотью и движением. Миг духа. Вне прикосновения, вне постижения.
Как в детстве, посидеть на скамеечке Александровского сада, с видом на Оружейную и Боровицкую башни. Как в детстве, прогуливаться, поглядывая на Среднюю Арсенальную.
Как в детстве…
Как жаль, что мы взрослеем.
[– Но только не ты.
– Откуда ты знаешь, ты же меня не видишь? Или ты имеешь в виду мой бытовой кретинизм?
– Тебя – не вижу. Но у меня же всё-таки аналитический склад ума, если помнишь… Так вот, повертев тебя так и эдак, я, не видя, могу с математической точностью предположить, что, отбрось ты размышления о смыслах, перестань ты вести поиск выгодных комбинаций, отбрось всё то, что претит твоей натуре, и у тебя получится.
– Что получится, Ирка?
– Всё получится.
– То есть как-нибудь утром, проснувшись, я не пойду на службу, потому что мне не захотелось. Приглашу Пятиугольникова с Боровиковым в один ресторан в одно время, потому что мне захотелось посмотреть, что из этого выйдет… Сказать директору своей конторы, что он – ничтожество, потому что он и есть ничтожество… И пойти дальше вприпрыжку, как и положено маленькой девочке? Только у маленьких девочек есть мамы и папы. А у таких взрослых тётенек, как я, уже у самих есть маленькие девочки.
– Нет. Ты опять ищешь комбинацию и ёрничаешь! Отдаться течению – это не значит сидеть на берегу реки и смотреть, как уплывают прочь окурки…
– Всё, оставь меня в покое! От таких разговоров с тобой у меня начинает ломить виски.
– Прости, Сань, прости. Это уже мой азарт виноват. У меня тоже шрам ноет, когда я – снова и снова – нарываюсь на непривычную для меня стену…]
Вокруг этих стен Сашка бродила ещё крохотулей, крепко держа деда за руку. И он рассказывал, рассказывал, рассказывал… «Княживший тогда в Москве шестнадцатилетний внук Ивана Калиты Дмитрий принял решение выстроить каменную крепость – кремль. Весной 1367 года началось возведение стен из белого камня, добывавшегося неподалёку, в селе Маячково…» Не то дед так рассказывал, не то в детстве мы так открыты, как никогда, и наша вера и жажда – уже и есть познание? Маленькой Сашке казалось, что она сама присутствует при строительстве первого Кремля, после сооружения которого Москву и стали звать «белокаменной». В детстве она присутствовала при всех бесконечных пожарах, перестройках, достройках, возведении тогда ещё боярами Романовыми каменных шатровых верхов, сооружении уже императором Петром Первым земляных бастионов – Боровицкого, Неглинного, Троицкого, Никитского и Воскресенского. При уничтожении их после войны 1812 года. А вот и 1821-й – архитектор Бове завершил обустройство Александровского сада. И 1917 год подоспел: Кремль варварски расстрелян из тяжёлых орудий. Повреждены куранты Спасской башни, пострадали шатры Никольской и Беклемишевской. «Самый человечный человек» Ленин. Квартира и кабинет в здании Сената. «Жил и работал до 1923 года» – кратко ронял дедушка, особо не живописуя, как, скажем, страшный летний пожар 1365-го, когда первый Кремль полностью сгорел, а дедушка с Сашкой, казалось, подносили вёдра с водой…
– …в тысяча сто пятьдесят шестом была построена первая крепость на Боровицком холме. Деревянная. В тысяча двести тридцать втором Москва была сожжена и разграблена ханом Батыем. В тысяча триста сороковом Иван Калита окружил Кремль мощными дубовыми стенами. Его внук – князь Дмитрий Иванович Донской – построил крепость из белого камня. Ему было всего шестнадцать лет тогда. Шестнадцать! «Пока мой мальчик хочет, чтобы я с ним ездил…» Тьфу, Серёженька, тьфу!
– Рассказывай, рассказывай, детка, не отвлекайся, это так интересно…
– Ты что, ничего этого не знаешь?! – Сашка чуть не топала ногой.
– Ну, почему же ничего? Что-то, наверное, знаю. Я же москвич и хорошо учился в школе, надо только напрячься и вспомнить. Ну, Спасская башня…
– Не напрягайся слишком, а то, не ровён час, сфинктеры расслабятся. «Ну, Спасская башня…» – дразнила Сашка. – Кто же не знает Спасскую башню и не помнит старика Крупского? Даже оленевод знает, не говоря уже об айтишнике Боровикове, затаривающем Думу кнопками, свистелками и очком для наблюдения за наблюдающими.
70 
