85 
– Я расследую убийство, – возразила Ева. – И имею право потребовать, чтобы на мои вопросы отвечали. Но Чез, естественно, может воспользоваться услугами адвоката.
– Не адвокат ему нужен, а мир и покой, – нахмурилась Исида.
Чез взял ее руки в свои, поднес к губам, а потом прижался к ним щекой.
– Не беспокойся, у меня в душе мир, – сказал он. – У меня есть ты. Не волнуйся так. Тебе пора идти вниз открывать магазин, а мне надо пройти через это.
– Позволь мне остаться!
Чез покачал головой, и Ева, увидев взгляды, которыми они обменялись, была поражена. Чувствовалось, что эти люди не просто находятся в близких отношениях, но любят друг друга – любят нежно и преданно.
– Тебе достаточно позвать меня, – сказала Исида. – Только пожелай – и я появлюсь.
– Знаю.
Он потрепал ее по плечу и легонько подтолкнул к двери. Исида бросила на Еву взгляд, в котором ясно читалась с трудом сдерживаемая ярость, и удалилась.
– Едва ли я выжил бы без нее, – сказал Чез, глядя вслед Исиде. – Вы сильная женщина, лейтенант. Вам, очевидно, трудно представить, что бывает такая нужда в Другом человеке, такая зависимость…
Ева подумала, что раньше, возможно, она бы с этим согласилась. Теперь – вряд ли.
– Я бы хотела записать нашу беседу, мистер Форт.
– Да, конечно.
Чез сел и, пока Пибоди доставала магнитофон, налил в чашки чаю. Ева произнесла все полагающиеся в начале допроса фразы, которые он выслушал, не поднимая глаз.
– Вы поняли, каковы ваши права и обязанности?
– Да. Вы пьете сладкий чай?
Она подозрительно взглянула на чашки. Странный запах…
– Да, спасибо.
– Вам я положил немного меда, сержант. – Чез улыбнулся Пибоди. – И... кое-что еще. Думаю, вам поможет.
– Пахнет замечательно! – Пибоди осторожно пригубила из чашки и улыбнулась.
– Когда вы в последний раз виделись с отцом? – спросила Ева.
Чез, которого этот вопрос застиг врасплох, тотчас же поднял голову. Рука его, державшая чашку, дрогнула.
– В тот день, когда объявили приговор. Я находился в зале суда и видел, как его уводили. Он не имеет права на свидания.
– И как вы отнеслись к произошедшему?
– Мне было стыдно. Но я почувствовал облегчение. И еще – отчаянную тоску, вернее – просто отчаяние. Это же был мой отец! – Чез отставил чашку. – Я ненавидел его всей душой.
– Потому что он убийца?
– Потому что он был моим отцом. Я очень обидел мать тем, что решил присутствовать на суде. Но она не могла остановить меня. Она и его не могла остановить. Хотя в какой-то момент она от него ушла – взяла меня и ушла, что оказалось полной неожиданностью для всех. – Чез некоторое время молчал, напряженно глядя прямо перед собой. – Ее я тоже долго ненавидел. А ненависть меняет человека, не так ли, лейтенант? Уродует его душу.
– С вами это произошло?
– Почти произошло. У нас был несчастливый дом. Но разве можно было ожидать чего-то иного? Ведь главным в доме был мой отец. Вы подозреваете, что я похож на него?
Чез говорил ровным голосом, но взгляд выдавал его чувства. “Во время допроса очень важно смотреть в глаза, – подумала Ева. – Слова часто ничего не значат".
– А это не так? – спросила она.
– “Кровь скажет". Кажется, так у Шекспира? – Чез ненадолго задумался. – С этим ведь живет каждый ребенок. Независимо от того, кто его родители, он боится: что скажет кровь?
Ева тоже жила с этим и тоже боялась. Но она боролась, не позволяя этому себя сломить.
– Насколько сильное влияние отец оказывал на вашу жизнь?
– Чрезвычайно сильное. Вы умеете вести расследование, лейтенант, и я уверен, что вы просмотрели все дела внимательно. Вы наверняка поняли, что он был харизматической личностью. Страшным человеком. Человеком, поставившим себя выше всех законов. В подобной непробиваемой наглости даже есть какая-то привлекательность…
– Да, для некоторых зло привлекательно.
– Совершенно верно. – Чез усмехнулся. – Вы это прекрасно понимаете, поскольку вынуждены постоянно сталкиваться с этим. Мой отец был человеком, с которым нельзя... бороться – ни на физическом, ни на психологическом уровне. Он был сильным. Очень сильным.
Чез прикрыл на мгновение глаза, вызывая в памяти то, что так старался забыть.
– Я боялся, что могу стать таким же, и даже подумывал о том, чтобы отказаться от самого ценного дара – от собственной жизни.
– Вы пытались покончить с собой?
– До попыток дело не доходило. Но я об этом думал. Впервые – когда мне было десять лет… – Он отхлебнул чаю, пытаясь успокоиться. – Вы можете представить себе десятилетнего ребенка, думающего о самоубийстве?
85 
