очень нудно 
75 
Насколько сильно я его резанул?
Рыцари в бою предпочитают сражаться верхом, но и пешие стоят многого. Такие, как Арман – бойцы штучные. Воинская элита. Один на один не уступят норманскому хольду. Так что я не обольщался насчет своего превосходства. Никогда не обольщался. Глупо думать, что народ, умеющий делать такие клинки, как мой Вдоводел, не умеет ими пользоваться.
Луна за спиной – небольшое преимущество, но – именно небольшое. Настоящий воин прекрасно сражается, даже если солнце светит ему прямо в глаза.
Мы двигались очень медленно. В тесном (от стены до стены – три шага) ущелье улочки пространства для маневра практически не было. Прям-таки фехтовальная дорожка…
Короткий выпад… Мечи даже не соприкоснулись.
Арман в моем доме порядочно принял, но на его боевых навыках это не сказалось. Чувство дистанции идеальное. Еще один пробный финт. Уже Арманов. Я попытался связать клинок и контратаковать… Не вышло. Прошла минута, а мы всё еще прощупывали друг друга. Это было так непохоже на норманскую манеру, к которой я успел привыкнуть, что я забыл о том, что настоящий поединщик должен обладать выдержкой снайпера, и совершил ошибку. Неподготовленную атаку. Арман случая не упустил. Едва я «провалился» в слишком длинном выпаде, он обводом увлек мой меч еще дальше и нанес удар.
Счастье, что у него был меч, а не шпага. И что франкам, так же как и скандинавам более привычна рубящая техника…
Тем не менее он меня достал. Доворотом туловища я уклонился насколько мог, но самый кончик Арманова меча просек железную пластину на моем плече и вспорол мышцу.
Рукав поддоспешника тут же набух от крови.
Арман не дал мне времени оценить опасность раны. Он решил меня немедленно добить. Удары сыпались со всех сторон и на всех уровнях. Брат Жофруа де Мота был стремителен и непредсказуем. А я практически прижат к стене и лишен свободы маневра. Счастье, что левая рука пока что слушалась и в ней был засапожник, которым можно было отводить более слабые удары, хотя даже слабые удары отдавались болью. Шансы мои уменьшались с каждым мгновением. Кровь уже омочила кисть, сделав скользкой рукоять ножа. Очередной удар – и засапожник звякнул о стену.
Отчаянная попытка контратаки оказалась неудачной. Я снова был прижат к стене, отбиваясь почти наугад, интуитивно. Промельки вражеского клинка, удары, которые я не столько видел, сколько предугадывал по силуэту противника…
И вдобавок я занервничал. Почувствовал, что смерть подступила ко мне ближе, чем во время моего поединка с Торсоном-ярлом…
Что-то темное пролилось сверху. Арман успел отпрыгнуть. Мне было некуда отступать и зловонные брызги попали на сапоги. Но я был не в обиде на того, кто опорожнил ночной горшок. Потому что он меня спас. Два быстрых шага – и я обрел некоторую свободу.
Банг!
Я не видел, что именно угодило в шлем Армана, но видел, как дернулась его голова. Дернулась так, что я понял: «подарок» прилетел не сверху, а сзади.
Подарок – мне.
Доля секунды. Пол-оборота, которые сделал Арман, чтобы взять под контроль пространство за своей спиной…
Прыжок вперед, короткий замах обозначающий удар в шею, уход влево и длинный низкий (меч Армана вспорол воздух над моей головой) выпад в корпус, под правую руку. Удар получился такой мощный, что я почти не ощутил сопротивления, когда клинок проткнул дубленую кожу и почти на половину длины погрузился в тело. У меня не было ни времени, ни возможности освободить клинок, поэтому я врезался в Армана здоровым плечом, перехватывая, связывая левой рукой его правую, не давая воспользоваться мечом.
Да он бы и не смог. Когда я обнял его, Арман был уже мертв. Печень, легкое, сердце… Мой меч пронзил его насквозь и остановился, упершись в левое ребро.
Ег ванн, как говорит мой ярл. Я победил.
Но видит Бог: я не хотел этой смерти. На узкой грязной улочке, в темноте и вони нечистот. Уж кто-кто, а Арман подобной участи точно не заслужил.
Глава двадцать вторая, в которой судьба героя меняется неожиданно и кардинально
– Мой господин больше ничего не может сказать.
«Начальником» беллаторе был непосредственно Карл Лысый. Он же и вел расследование.
Собственно, мы с Вихорьком оказались единственными «свидетелями» преступления. И мы по определению, были вне подозрений. Более того, я был главным (после самого короля) обвинителем, поскольку – ближайший родственник Армана здесь, в Париже.
75 
