35 
Путники поехали дальше, срывая небольшие апельсины, которые лучше утоляют жажду, чем вода, редкая в этой стране да к тому же грязная.
Когда рассвело и первые лучи солнца позолотили волосы Сабры, маркиз невольно залюбовался их красотой.
Но при дневном свете он увиден, что девушка очень бледна: ее потрясла смерть отца и то, что она осталась теперь одна.
Но Сабра по-прежнему подгоняла лошадь, спеша как можно скорее добраться до гавани, и маркиз почувствовал, что сейчас не время говорить о Киркпатрике.
Поэтому он сосредоточил все мысли на том, как им лучше выбраться из этой переделки.
Маркиз молился, чтобы капитан выполнил его указания, ибо если он сделал это, то должен быть уже в Махдии.
Каким неимоверным облегчением, думал маркиз, будет снова ступить на борт «Русалки».
Задолго до того, как показалось море, над залитой солнцем землей подул свежий бриз, и воздух стал соленым.
И вот они увидели вдали сверкающую ослепительную синеву Средиземного моря и силуэты кораблей на фоне яркого голубого неба.
Дорога стала оживленной. Теперь вокруг были люди, верблюды, мулы и овцы.
Закутанные в бурнусы, покрывало и чадру женщины шли босиком за своими мужьями, которые с удобством ехали верхом.
Среди прохожих шмыгали мальчишки, протягивая руки за подаянием.
Вскоре, будто возникнув из самого моря, появилась гавань, построенная на мысе, и, как много столетий назад, из маленького порта выходили лодки, чтобы вернуться с уловом.
Когда они въехали на мыс, маркиз вспомнил, что когда-то Махдия служила логовом для гнусного пирата по имени Драгат.
Этот корсар сделал Махдию своей базой для набегов на Мальту и в одном из таких набегов похитил почти все население острова Гоцо и продал на невольничьих рынках.
При одной мысли о похищениях маркиза пробрала дрожь, и он спросил себя, сможет ли он когда-нибудь отблагодарить Сабру за свое спасение?
И наконец с невыразимой радостью он увидел на лучшем месте в рыбном порту стройный корпус «Русалки».
Сабра увидела яхту одновременно с маркизом и воскликнула:
— Мы… добрались! Добрались, милорд! Теперь… вы… в безопасности! — Это были ее первые слова за весь день.
Маркиз хотел ответить: «И вы тоже!», но девушка погнала свою усталую лошадь по петляющей дороге вниз, к причалу.
Когда они спешились перед яхтой, два матроса, узнав маркиза, бросились к ним и взяли лошадей под уздцы.
Маркизу потребовалось время, чтобы дать указания насчет лошадей.
Он договорился, чтобы о животных позаботились, пока их не заберет владелец каравана, а Сабра между тем удалилась на яхту.
Маркиз подумал, что девушка хочет смыть дорожную пыль, и ему захотелось сделать то же самое.
Взойдя на борт, он обнаружил, что для него уже готова ванна и чистая одежда, которая оставалась в его каюте.
Маркиз не удивился, когда пришел в салон и нашел там не только ждущий его обед, насчет которого он распорядился, но и Сабру.
Девушка была в том же самом платье, только вымыла волосы.
Они сияли будто нимб вокруг ее головы, обрамляя изящное личико и огромные глаза.
— Уверен, вы очень голодны, — заметил маркиз, — как и я.
— Сейчас… трудно думать о чем-нибудь, кроме того, что вы… в безопасности.
Радость в ее голосе ясно сказала маркизу, как девушка беспокоилась и как много это значит для нее.
Он подумал, что, пока они не поели и не отдохнули, не стоит говорить о смерти ее отца и обсуждать будущее.
Поэтому он предложил ей бокал шампанского, а второй бокал выпил сам.
Когда подали еду, они сели за стол, и маркиз с содроганием подумал о мерзких арабских кушаньях, которые ему пришлось бы есть в плену.
Поскольку Сабра была так же голодна, как и он, они поели в молчании.
Стюарды подали кофе. Маркиз взял бокал бренди, откинулся удобно в своем кресле и сказал:
— Я спрашиваю себя, Сабра, как я смогу выразить вам свою благодарность за ваш ум и вашу отвагу. Вы спасли меня от страшно неудобной тюрьмы, если не от худшей участи.
Не получив ответа, он продолжил:
— Поверьте, я очень сожалею о вашем отце!
После недолгого молчания Сабра сказала:
— Я думала, когда мы ехали сюда, что, возможно, так… лучше… для него.
— Умереть? — усомнился маркиз.
— Ему становилось все труднее и труднее жить, — объяснила девушка. — Когда вы сжалились над нами, у папы оставалось всего несколько франков.
Маркиз молча смотрел на нее с минуту, а потом заметил:
35 
