очень нудно 
63 
Когда четверо с выбритыми головами, поднятые краснобородыми, ступили на первую ступень алтаря, они увидели кровавое месиво, в которое после сотен ударов превратилось прекрасное тело ложного бога. Славное дело!
Один из них заметил брошенную костяную дудку. Поднял… и небрежно отшвырнул в сторону. Безвредна!
Кроны буков больше не трепетали.
Четверо оглядели столпившийся вокруг алтаря авангард своего войска. Все оказалось намного проще, чем думалось. А почитатели ложного бога, охваченные ужасом, уже бросились бежать. Никто не пытался отомстить за его смерть.
Велика была воспитанная жрецами вера в силу бога. Так велика, что лишала его рабов собственной силы.
Один из четверых мрачно засмеялся, поднял руку и выкрикнул одно-единственное слово:
– Убивать!
И кровь щедро окропила землю священной рощи. Как того желал ложный бог. Но слишком поздно для него.
Ночью, когда утомленные резней победители покинули священный холм, последняя Древняя выбралась из своей земляной норы и отправилась на юг. Туда, где поднимались к звездам желтые горные хребты. Туда направила ее Госпожа.
Там сумеет Древняя выжить. И родить сына, более победоносного, чем этот.
* * *
Тенгиз открыл глаза. Страшный сон не сразу отпустил его. Он был так реален, что некоторое время Тенгизу казалось, будто все вокруг – песок, океан, спящая Лора – это и есть сон.
Такое ощущение, что прожил целую жизнь.
Тенгиз оглянулся: Анк был рядом.
– Ты?..
– Да, – ответил юный бог. – Это был я. И ты. Мы погибли. Но больше такого не будет.
– Почему ты так думаешь?
Анк негромко засмеялся.
– Мы с тобой – одной крови, – сказал он. – Но не только кровь Детей Дыма и Истинных течет в наших жилах.
– А какая еще? – тупо спросил Тенгиз. Он все еще не мог прийти в себя.
– Кровь созданий Ишфетту, – Анк перестал улыбаться.
– Слушай, может, ты мне растолкуешь, что к чему? – попросил Тенгиз. – Кто есть кто? Хотя бы в двух словах.
– В двух не получится. Да ты и не поймешь.
– А ты попробуй! – удивившись собственной дерзости, предложил Тенгиз.
Анк снова заулыбался.
– Попытаюсь, – согласился он. – Только учти: всё, что я тебе сейчас расскажу, – это не совсем правда. Скажем так: это версия, адаптированная к твоему уровню понимания.
– Угу, – согласился Тенгиз. – Валяй. Я уже проникся сознанием собственной ничтожности.
Он говорил, не глядя на Анка, потому что едва он поднимал взгляд на золотистое божество, как мысли его начинали путаться, а на лице сама собой появлялась глупая блаженная улыбка.
– Представь себе некое славное место, – сказал Анк. – Допустим, райский сад. Размером с планету.
– Неплохо, – кивнул Тенгиз. – А кто его создал?
– Хороший вопрос, – одобрил Анк. Тенгиз обратил внимание на то, что интонации его изменились. Стали чем-то похожи на интонации и манеру разговора, которые предпочитал дед Тенгиза. – Его создал… Скажем так: это было коллективное творчество. Но главным архитектором в нем был я. То есть не совсем я… Тот, кем я был в те времена. Сад этот состоял из двух главных начал – живого и мертвого. И я, тот, который был тогда, тоже состоял из двух начал… Как и я – теперешний. Только тогда у меня были, скажем так, немного другие возможности. И другие масштабы. И, если так можно выразиться, рабочее место тоже было другим. Ведь для творца очень важен не только собственный потенциал, но и условия, в которых приходится работать.
– Это понятно, – сказал Тенгиз. – Но ты сказал: это было совместное творчество. Там был кто-то еще, кроме тебя?
– Мой оппонент, – ответил Анк. – Ишфетту. Это одно из его имен. Одно из первых имен, которыми его звали люди. Дети Дыма.
– А люди откуда взялись? – спросил Тенгиз. – Кто создал людей? Ты – или Ишфетту?
– Ни я, ни он. Это… Это было что-то вроде шутки. Забавы. Представь: играют двое в шахматы, а тут некто третий выпускает на доску уродливого жука, похожего на шахматную пешку.
– И кто был этот третий? – сухо осведомился Тенгиз. Он немного обиделся на «уродливого жука».
– Я не могу тебе это объяснить. Считай, что это был один из независимых архитекторов.
– То есть тоже творец, как и вы с Ишфетту?
– Ишфетту не был творцом. Он был… Допустим, конкурентом по переустройству проекта.
– То есть он портил ваш Сад?
– Не сам Сад. Законы его создания. Можно сказать, что Ишфетту представлял силу беспорядка, Хаоса. Но сам он ничего не творил… До определенного момента. Видишь ли, чтобы творить, надо соединить минимум два начала. Например: я и Маат. У Ишфетту второго начала не было. Но когда в нашем Саду появились Дети Дыма, в нем возникло некое независимое пятно. Что-то вроде искаженного зеркала. Это было отражение Маат в сознании Детей Дыма. Ишфетту же был специалистом именно в области искажений. Это была, если можно так выразиться, его зона влияния. И он сумел соединиться с этим отражением, обрел необходимый для творчества дуализм – и в Саду появились Чудовища. Это в свою очередь внесло искажения в сам Проект. Наш мир, мир Древних, утратил равновесие, а Ишфетту обрел достаточную силу, чтобы воспрепятствовать Соединению Имен. Истина перестала быть Истиной, Маат покинула этот мир, а ее воплощения-Древние утратили безупречность, моя власть над миром ослабела, мой Сад больше не был моим. Дети Дыма начали стремительно размножаться, и чем больше их становилось, тем большую силу обретало их представление о мире. Это тоже была шутка их Создателя. Дать Детям Дыма крохотную искру собственной творческой силы. Они воистину не ведали, что творили. А когда они размножились, то истинная суть окончательно потерялась в отражениях, которых было великое множество, поскольку у Детей Дыма не было Единства. Однако эта шутка их Создателя дорого обошлась не только Древним. Когда Хаос стал основой Порядка, Ишфетту тоже утратил свою власть. Ведь любое искажение, преломленное через дикое творчество Детей Дыма, многократно умножалось и становилось частью новой, пусть чудовищной гармонии. В мире появились новые боги, иллюзорные боги… Не способные творить, но способные воплощать изменчивые представления Детей Дыма. Так погиб мой Сад. Мир Древних.
63 
