Глава 14

Лизбет с трудом сдерживала свою лошадь, которая пугалась восклицаний и выкриков, доносившихся из толпы, машущей платками и флажками. Стрэнд и Флит-стрит были празднично украшены, на каждом доме на всем пути до собора Святого Павла красовались флаги и гирлянды. Сегодня, двадцать четвертого ноября, в воскресенье, королева официально отмечала победу над Испанией.

Ее величество ехала на колеснице, на которой был установлен на четырех опорах трон, увенчанный изваяниями льва и дракона, державшими герб Англии. Колесницу везли четыре молочно-белых жеребца и тесно окружали воспитанники и дворцовые лакеи.

Процессию возглавляли герольды, глашатаи и капельмейстеры, за ними следовали придворные епископы, врачи, судьи и знать, непосредственно перед колесницей ехали французский посол, советники и камергеры, по бокам — алебардщики и парламентские приставы.

Лизбет признавала, что зрелище было великолепным. Она не могла наглядеться на пышную красочную процессию. Никогда еще ей не доводилось видеть ничего подобного. Рядом с ее величеством, держа в поводу лошадь королевы в богатой попоне, ехал новый главный конюший, веселый и обходительный граф Эссекс, а также шестеро фрейлин, то и дело на него поглядывающих.

Лизбет находила его молодое, обрамленное небольшой бородкой лицо довольно привлекательным, но лично ей больше нравился сэр Уолтер Рейли, который в окружении своих гвардейцев, вооруженных позолоченными алебардами с обернутыми дорогим бархатом рукоятями, косился на нового фаворита с угрюмой неприязнью, слишком очевидной для окружающих.

Лизбет, одетая в платье из белого атласа, расшитое серебряными цветами, считала свой наряд верхом роскоши — до тех пор, пока не увидела платья других фрейлин и блистающее великолепие самой Елизаветы.

За те несколько дней, которые Лизбет провела во дворце, она привыкла к тому, что королева всегда выглядела блистательно, но сегодня ее величество превзошла саму себя. Даже важные олдермены в алых мантиях и лорд-мэр в бриллиантах казались бледным отражением ее сияния.

У входа в Тампль процессию приветствовал хор певчих. Здесь лорд-мэр пригласил королеву въехать на территорию Сити, где находился парламент, и после обычной церемонии с ключами и шпагами вручил ей скипетр.

Шествие двинулась дальше. Теперь с одной стороны дороги стояли представители столичных деловых кругов, с другой — выстроились законодатели и члены юридических корпораций.

— Смотрите на придворных, — услышала Лизбет слова, отчетливо произнесенные сэром Френсисом Бэконом, одетым в черную мантию, когда они проезжали мимо. — Те, кто первым поклонится торговцам, кругом в долгах, а кто кланяется сначала нам — погряз в тяжбах.

У восточных дверей собора королева сошла с колесницы, и, пока ее приветствовали архиепископ, декан собора и пятьдесят представителей духовенства, одетые в красивые расшитые облачения, фрейлины также спешились и пристроились позади своей государыни. Маркиза Уинчестерская поддерживала шлейф ее величества, и, когда она медленно тронулась вперед, Лизбет взглянула вверх и увидела, что собор украшен знаменами и трофеями, добытыми в сражении с Армадой.

Лизбет собиралась честно сосредоточиться на службе, но возбуждение ликующей толпы передалось ей, и она, как ни старалась, не могла вслушаться в слова литании или проникнуться прочувствованной проповедью архиепископа салисберийского. Кругом столько всего привлекало внимание, говорила она себе в оправдание. Стыдясь своего слабого религиозного чувства, Лизбет тем не менее с интересом разглядывала молящихся, которые казались скорее сошедшими с красочной картинки роскошно иллюстрированной книги, чем живыми людьми.

Она заметила государственного казначея лорда Берли, осторожного и мудрого и вместе с тем решительного и предприимчивого, страдающего от подагры, но по-прежнему работоспособного. Ее глаза задержались на сэре Френсисе Уолсингеме, мучавшемся каменной болезнью, но сохранившим до старости молодое сердце и великолепную деловую хватку.

  91