16 
Ей передали, что Генри Харрис просил ее прийти пораньше – ему хотелось устроить дополнительную репетицию перед спектаклем.
Несмотря на дневное время, тусклый свет едва пробивался сквозь единственное окно: небо было затянуто плотными низкими облаками. Анабелла достала из шкафчика кремень с кресалом и зажгла свечи в канделябре, затем поудобнее устроилась в кресле.
Генри, видимо, что-то задержало. Анабелла поежилась от холода и решила разжечь камин. Сэр Уильям Д'Авенант при всем своем благодушном облике и галантных манерах был изрядным скупердяем. Впрочем, этому было объяснение – при полупустом зале ему приходилось считать каждый шиллинг.
Однако вчера театр был переполнен, и Анабелла надеялась, что он не станет поднимать шум из-за нескольких поленьев. В любом случае через час служители начнут растапливать печи и камины, ведь зрители не потерпят холода.
Так уговаривая себя, она наклонилась к камину и, не сдержавшись, охнула от резкой боли. В такие холодные с пронизывающим ветром дни у нее нередко болели ребра. Она боялась, что это может остаться на всю жизнь, но успокаивала себя тем, что со временем она обязательно поправится, ведь прошло не больше года с того дня, когда разъяренный отчим сбил ее с ног и, пиная, сломал три ребра.
С мрачной улыбкой Анабелла подумала, что теперь-то отчим уже не сможет над ней издеваться.
Через минуту-другую в камине весело затрещали дрова в разгоревшемся пламени и по комнате распространилось блаженное тепло.
Глядя на огонь, она задумалась о том, насколько переменилась ее жизнь после переезда в Лондон. Еще прошлой зимой ей приходилось вставать затемно и бесшумно, чтобы не побеспокоить отчима, подкладывать дрова в угасающий очаг – этой работой отчим намеревался лишний раз помучать Анабеллу, но она была счастлива возможности подойти к камину, ибо, продрожав полночи в своей промозглой комнатушке, мечтала только о том, чтобы согреться.
Простое шерстяное платье, в котором Анабелла явилась сегодня в театр, было ей дороже тех нарядов, что заставлял надевать ее отчим, когда брал падчерицу с собой в гости. Сквайр не хотел, чтобы соседи догадывались, как жестоко он обходится с ними. Феба научилась запудривать синяки и ссадины на своем лице, а Анабелла привыкла улыбаться, хотя у нее так болела спина от побоев отчима, что впору было разрыдаться.
Мать не знала, что сквайр тайком избивает ее дочь, вплоть до того ужасного дня, когда она, случайно заглянув в кухню, увидела, как он, обезумев от ярости, хлещет Анабеллу розгами. Платье дочери, приспущенное, чтобы удары приходились по голому телу, было выпачкано кровью. Бедная мамочка не выдержала потрясения…
Анабелла проглотила подступившие слезы. Ей до сих пор казалось, что, если бы она сумела и дальше хранить это в тайне, мама была бы жива…
Пытаясь освободиться от кошмарных воспоминаний, она потерла виски. Генри должен был появиться с минуты на минуту, и девушка не хотела, чтобы он спрашивал, чем она огорчена.
Она пододвинула кресло поближе к камину и засмотрелась на игру пламени. Пальцы ее прикоснулись к серебряной броши. Каждый раз, когда ее называли Серебряным Лебедем, она вспоминала о загадочном стихотворении, продиктованном ее настоящим отцом, как рассказала в один из своих последних дней мама.
Пытаясь разгадать его тайный смысл, Анабелла многократно перечитывала его, и оно дословно запечатлелось в ее памяти:
- Сам Бард не мог бы обратиться к Вам
- иначе, как в стихах, строкою каждою моля
- красотку Порцию с подругой Беатрисой
- о мученике площади забыть.
- Пусть сердце будет кротким Ваше
- и будет скромным Ваш язык,
- не то некоронованные силы Вас познакомят
- с колыбельной палача.
Под стихотворением стояла приписка, сделанная, несомненно, мужской рукой: «С наилучшими пожеланиями Ваш Серебряный Лебедь».
Анабелла понимала, что это зашифрованное послание адресовано каким-то неизвестным людям. «Бард», безусловно, обозначал Шекспира, ведь Беатриса и Порция были героинями его пьес. Все прочее оставалось загадкой.
Мать ей рассказала только о том, что во время гражданской войны, когда она была еще Фебой Харлоу, в доме ее родителей встал на постой отряд солдат во главе с будущим отцом Анабеллы. Солдаты называли его капитаном Мейнардом. Феба тоже звала его капитаном. Даже вступив с ним в любовную связь, она не узнала его имени. Однажды капитан попросил ее отнести в норвудскую таверну запечатанную записку, адресованную его приятелю. Он описал ей внешность адресата, а о содержании записки не сказал ни слова. Для подтверждения того, что записка послана именно им, Мейнард дал ей свой перстень.
16 
