115 
Русалка ухватилась за край выступа, на котором стояла княгиня и, подтянувшись, взобралась на него.
— Да, госпожа, — испуганно произнесла Берегиня.
— Ты собираешься возвращать долг? — вместо приветствия спросила Мора, глядя на нее сверху вниз.
Берегиня потупила взгляд. Она с ужасом ждала часа расплаты, хотя ни секунды не жалела о своем поступке.
— Конечно, госпожа.
— Он приведет сюда смертную. И ты должна будешь войти к ней в доверие и убедить, что она сумеет Исказить Судьбы.
— Она сможет это сделать?
— Не будь дурой, Берегиня! Скажи ей, что Черт нарушил правило, оступился и теперь она имеет полное право Исказить Судьбы.
— Это же неправда.
— Об этом знаешь ты, но не знает она!
— Но как я это сделаю?
— Послушай, родная, — ее голос вдруг зазвучал плавно и заискивающе. — Я у тебя спрашивала, каким образом мне Леля превратить в тритона?
— Но, госпожа, если смертная Исказит Судьбы нам всем придется туго.
Моранна улыбнулась. Эта дуреха волнуется за тщательно оберегаемую всеми гармонию.
— Туго придется Макоши. А мы будем жить согласно своей сути.
Берегиня хотела ответить, что неожиданно поняла, что госпожа хочет не просто позлить Макошь. Но отказывать ей будет разве что самоубийца. В ярости Моранна неистова.
— Как я сумею это сделать, если смертную приведет хозяин?
— Родная, ты сделаешь это тонко. Для затравки пообещаешь исполнить любое ее желание.
Русалка обхватила себя руками и вздрогнула, словно от холода.
— Это не в моих силах.
— Я знаю, дура! Но ты же будешь действовать тонко.
— Нет, Мора, я не пойду на это.
— Превосходно, — отозвалась княгиня и, покачивая головой, запустила руку, в копну волос. — У тебя двадцать минут на прощание с Лелем.
— Нет!
— Милая, ты на моей стороне?
Русалка мелко закивала.
— Скажешь ей, что Игры это шоу. И каждый житель Нави имеет возможность наблюдать за Игроком и даже делать ставки.
— Она не поверит в эту чушь.
— Как раз в это она поверит!
— Ты можешь принять любую оболочку, почему ты не сделаешь это сама?
Мора не сочла нужным отвечать на такой глупый вопрос. Она могла сделать многое, но для этого смертная должна добровольно впустить ее в свое сознание. Еще одно ограничение Макоши! Будь она трижды проклята! И единственное что Мора умудрилась сделать, это создать иллюзию слежки, что стало прекрасным дополнением к ее плану.
Испуганное лицо Берегини подсказало Моранне, что русалка сделает все так, как прикажет госпожа. Довольная результатом разговора Мора улыбнулась и приготовилась ждать.
* * *
Явь
Ранним утром князь Нави стоял на крыше дома, прижимая к себе хрупкое тело Ангелины. Не страх перед Искажением Судеб вынудил Демьяна прервать ее полет. Нет, тот страх, что он испытал, имел совершенно иную природу. Если раньше Демьян опасался, что странное чувство может иметь продолжение, то теперь боялся что оказался неправ. Оказывается и у Черта есть сердце. И оно может болеть.
Каким-то непостижимым образом результат, которого он так яростно желал, выдал неожиданный ответ, и он едва не потерял то, что жаждал обрести. Черт прожил долгую бессмысленную жизнь, не слушая голоса сердца, и находил в этом упоение. Но теперь, когда этот голос проснулся, Демьян понял, что без этой маленькой смертной его жизнь снова станет серой и безликой. И не хотел этого.
Крепко сжимая хрупкую ладошку, Демьян привел Лину в Навь. Она удивлялась и радовалась таким обычным вещам, что он снова сумел оценить их. А когда Берегиня отправила на небо ее желание, Демьян увидел, как осветилось пониманием лицо русалки, бросившей на него лукавый взгляд, а сам он с безмерным удивлением понял, что в его груди зарождается что-то новое, незнакомое и, в какой-то мере, изумительно неправильное. Демьян проклинал себя последними словами, потому что в глубине его сути колыхнулось надежда, что вынудило его принять волнующую перемену. Пустота в будущем Лины могла означать, что Судьбы перепишутся иначе, и она будет связана с тем, кто никогда не отражался в зеркалах. С Чертом.
Казалось, его сердце лопнет от восторга — она может принадлежать ему! Неверное, какое-то больное, упоение ласками смертной наполнило его, Демьян ощутил прилив сил, да такой мощный, что еле сдержал ликующий смех. И расслабился, позволяя странному томлению заполнить себя до отказа, в душе надеясь, что назойливый голос захлебнется в этом мгновении нечеловеческого счастья, заткнувшись уже навсегда.
115 
