очень нудно 
30 
Если бы Скегги знал, что лазутчиком тем был его нынешний противник[11], возможно, не было бы и этого поединка. Но Скегги не знал. Никто не знал, кроме сына конунга Олава Трюггвисона. Но тот умел держать язык за зубами.
Перед тем как атаковать, Скегги спрятал руки за спину. Пусть рус угадает, с какой руки будет нанесен удар.
Славка угадывать не стал. Махнул ножом, целя в глаза. Клинок не доставал, но нурман все равно чуть подал голову назад, запрокинул на вершок… Этого оказалось достаточно. Славка ударил ногой снизу, метя в пах… Скегги все же углядел, выбросил вниз, защищаясь, десницу. Без ножа. А хоть бы и с ножом. Удар Славка не довел. Отклонился в сторону и назад, удерживая равновесие, и перевел прямой мах в боковой, по красивой восходящей дуге. Как отец учил. В настоящем бою такое бесполезно. Враг примет на клинок или опередит собственным уколом (рука с оружием всяко дальше дотянется — хоть мечом, хоть секирой, хоть копьем), но нож короток, а бревно узкое — в сторону не отпрыгнешь. Нурман — воин матерый. Успел-таки разгадать Славкин двойной обман. Даже защититься успел — вскинул стремительно вверх правую руку… И тут уж попался. В самое последнее мгновение Славка еще довернул туловище, и послушная отточенному движению нога во второй раз переменила направление и сверху, всей мощью немаленького разгона угодила Скегги в бок на две ладони правее хребта.
Славка был босиком. Но и Скегги был без кольчуги и боевого пояса. Знатно пришлось. Нурману враз дух перекрыло. Глаза выпучились, тело закаменело… На миг всего, но Славке хватило. Будто оттолкнувшись от нурманова бока, Славка развернулся на опорной ноге, красиво, как танцующий скоморох, метнулся змеей вперед-снизу и полоснул ножом по нурманову горлу.
Все же славный воин — Скегги-Шепелявый. Окоченевший от жуткой боли, почти ослепший, не видел, но почуял смертельный удар… А может, просто ноги подогнулись. Но вместо мягкого горла цепанул Славкин нож твердую челюстную кость. Да и вошел под нее. Пробил снизу мякоть, язык и увяз в верхнем своде нёба.
— Повезло ему, — сказал лекарь, обтирая вымытые руки поданным рушником. — Мимо кровяных жил прошло железо. Да и рану прижгли вовремя — ржой не истек. Так что жить будет. А вот говорить внятно — не знаю. Язык у него теперь раздвоенный, как у змеи.
— Он и раньше не особо внятно болтал. Да и то глупости всякие. — Лунд поглядел на забинтованного по глаза нурмана. Скегги пребывал в счастливом беспамятстве. Лекарь влил в него довольно макового настоя, чтоб раненый проспал до следующего утра.
— Огневицы быть не должно, — заверил лекарь. — Рана чистая. Есть ему не давать. Водой поить сам буду. Даст Бог (лекарь был христианином из чешского города Кракова), через месяц в строй встать сможет.
Лекарь собрал сумку, поклонился наместнику, дружески кивнул Славке, с матерью которого был знаком, и вышел.
— Тебе тоже повезло, — сообщил наместник Славке. — Не пожалел бы его — я б с тебя полную виру взял. А раз живой твой супротивник, то обойдемся малым — оплатишь лекаря и бабку, что ходить за раненым будет.
— Не по Правде это, — не согласился Славка. — Поединок был честный. Никто никому не должен. А коли по нашему закону брать — так это ему еще от меня и откупаться. Не буду я платить!
Упирался Славка просто так, из гордости. Плата за лекаря и сиделку — мелочь. А получилось хорошо. Верно, Бог направил Славкину руку: и не убил, и языка лишил. Но Славка — не полочанин, а такой же княжий человек, как и наместник полоцкий. Лунд ему не указ. Да и не хотелось Славке за Скегги платить. Чай не нищий, нурман-то.
Лунд нахмурился, но Славка нашел чем его утешить.
— Не держи обиды, — быстро сказал он. — Вот тебе дар от меня, — и протянул Лунду кинжал, которым порезал Скегги.
Лунд мгновенно помягчел, принял оружие, оглядел инок, попробовал остроту, спросил:
— Тот самый? А если помрет Скегги? — Лунд испытующе поглядел на Славку.
— Тогда уж сам и решай[12] — усмехнулся Славка. Знал, что наместник шутит.
— А стоит небось не менее марки серебром. Подороже, однако, чем работа лекаря.
— Да это же дар, — пожал плечами Славка. — Дар и должен быть щедрым, иначе это не дар, а подачка.
Глава десятая
БЫК И ЛЕБЕДЬ
К волоку подошли вечером. Деревенька, чьи жители кормились от волока (их оброк и заработок — предоставлять тягловых быков и держать волок в исправности), была невелика: десяток изб. Две, почище, освободили. Одну — для Рогнеды с челядью, другую — для Славки. Хривла предпочел ночевать со своими на кнорре.
11
Желающих узнать об этой истории подробнее отсылаю к моей книге «Язычник».
12
По старинным скандинавским обычаям посторонний человек (не побратим и не родственник), который вынимает из тела или принимает в дар оружие, которым совершено убийство, берет на себя и обязательство кровной мести.
30 
