39 
- Это еще зачем?! - вырывалась я от него.
- Не нужно быть гражданином страны, в которой такие ненормальные законы! Весь цивилизованный мир покупает и продает валюту - для этого построены банки, биржи, грандиозная финансовая система отношений между нормальными государствами… И это абсолютно легально. А у вас почему-то этого нельзя делать!.. Почему нужно сажать человека в тюрьму, если он поменял одну валюту на другую?!
- Но у нас сажают не за обмен, а за спекуляцию! Это ты можешь понять? - я невольно встала на защиту законов, через которые с ежедневным риском перешагивала в течение нескольких последних лет в советском союзе.
- Я ничего не хочу понимать! - закричал он. - Я люблю тебя… Я не могу без тебя жить! Я не хочу быть без тебя!.. Мы поменяем тебе паспорт… Ты станешь подданной Швеции и ваши каннибальские законы не будут тебя касаться!
- А мама?!
- Я добьюсь того, чтобы мама переехала сюда, к нам! Сейчас это уже возможно - даже ваши об этом пишут! Только не бросай меня… Не уезжай… Тебя не выпустят обратно! Пока поймут, что ты не виновата, пройдет очень много времени!.. Я не переживу этого… Ты слышишь?..
- Эдинька! Но там же больная мама!..
- Мы пошлем ей самые лучшие лекарства! Самые дорогие! Я знаю, ты меня еще не любишь… Тебе просто надо было уехать оттуда… Но я же тебя люблю! Я не могу тебя потерять… Я сделаю все, что ты скажешь… Хочешь пить алкоголь - пей. Я боюсь только за твое здоровье. Хочешь, уедем в другую страну? В Австралию… В Новую Зеландию? Там всегда тепло…
- Боже мой! Боже мой… Что же делать, Эдинька?!. - прокричала я и, к удивлению многих шведов, наблюдавших за нами из окон и с тротуара, мы бросились в объятия друг к другу…
В дверях нашей ленинградской квартиры стояли Толя Кудрявцев, Миша и двое каких-то незнакомых - мужчина и женщина. Провожала их моя мама.
- Одну секундочку, Алла Сергеевна, - сказал Толя и повернулся к мужчине и женщине: - Большое спасибо, товарищи. Думаю, нет нужды предупреждать вас, чтобы ничего никому…
- Уж предупредили, - женщина старалась не смотреть на маму.
- Все будет в ажуре, товарищ капитан, - пообещал мужчина.
- Миша, проводи товарищей и подожди меня в машине.
Толя закрыл за ними дверь и сказал:
- Алла Сергеевна, у меня к вам самый последний вопрос. Так сказать, не для протокола. Личный, если позволите.
- Пожалуйста, - тихо проговорила мама.
- Вы, действительно, не знали, чем занималась Таня до отъезда за границу?
Мама промолчала.
- Неужели вы столько лет ничего не подозревали?
- Я должна отвечать? - Жалобно спросила мама.
- Нет, - быстро сказал Толя. - Как хотите…
- Вы знаете, Анатолий Андреевич, может быть, вам это покажется странным и неубедительным… Но мы с Танечкой очень оберегали друг друга, - мама помолчала и твердо добавила: - очень.
- Выздоравливайте, Алла Сергеевна. Всего вам доброго, - сказал Толя и вышел на лестничную площадку.
Козел со своей кодлой из пяти пацанов подошел к нашему подъезду, когда толина машина отъехала от дома. Козел посмотрел ей вслед и протянул компахе пачку американских сигарет:
- Посидите. Я поднимусь, узнаю, может, чего надо.
Пацаны тут же развалились на скамейке у подъезда, достали одинаковые разноцветные зажигалки и демонстративно закурили…
Козел открыл нашу дверь своим ключом и вошел в квартиру. Мама сидела на кухне, разглядывала мои детские фотографии.
- Кто-то был? - подозрительно огляделся Козел.
- Танечкины товарищи приезжали с ее прошлой работы.
- А чего у них тачка с ментовскими номерами?
- Что ты говоришь? - не поняла мама.
- Да, так… Чего-нибудь надо, Алла Сергеевна?
- Если тебя не затруднит, Юрочка, сходи на почту. Дай Тане телеграмму. Вот текст, - мама протянула Козлу тетрадочный лист бумаги. - Тут слова русские, только латинскими буквами. Сумеешь на бланк переписать?
- А чего там написано?
- «Чувствую себя хорошо. Задержись вылетом. Мама». И адрес.
- Так и переписать? - Козлу явно не понравился текст.
- Да. Только латинскими буквами. Вот деньги.
- Ладно, - сказал Козел. - А потом мы с пацанами хотели кое-куда свалить.
- Конечно, конечно, - поторопилась согласиться мама.
На почте Козел стоял за нетрезвым суетливым парнем лет тридцати.
Больше на почте никого не было. Только молоденькая девчонка за стеклом с полукруглым окошечком и надписью: «прием телеграмм и переводов».
39 
