очень нудно 
37 
– Они не дадут тебе своего благословения, - предостерегла его Эмма.
Он лишь рассмеялся и нежно коснулся синего бантика у нее под горлом.
– Я и не собираюсь его выпрашивать, Рыжик.
***
В карете по дороге в загородное поместье Стоукхерстов они почти не разговаривали. Эмма была занята своими мыслями, а Николай молча торжествовал. Он исподтишка поглядывал на решительный профиль, она же неотрывно смотрела в окно. В сиянии солнечного света ее кожа излучала какое-то внутреннее свечение, заставляя веснушки сверкать брызгами золота. Он вспомнил, как струились сквозь пальцы ее волосы, мягкие и живые. Эмма дала ему больше радости и блаженства, чем он мог себе вообразить… Не говоря уж о том, что впервые в жизни он почувствовал себя в мире с самим собой.
Подавив мрачную усмешку, он представил себе, как отреагирует Лукас Стоукхерст на новость о предстоящей свадьбе. Они со Стоукхерстом всегда недолюбливали друг друга. Их разделяла не только личная неприязнь, но и глубокая пропасть культур. Отец Эммы с открытым подозрением относился к фатализму и мистицизму русского подхода к жизни, считая все непохожее на западный образ мыслей дикарством и варварством. Стоукхерст любил свою жену Тасю, но любовь эта не распространялась на ее родину, а Николая он считал выразителем самых зверских ее черт. И вот теперь дочь Стоукхерста собралась замуж за русского. В улыбке Николая сквозило дьявольское удовольствие.
– Не нравится мне выражение твоего лица, - заметила Эмма. - Ты выглядишь как кот, прижавший лапой мышку.
Он встретился с ней взглядом и усмехнулся:
– Кто же, по-твоему, эта мышка? Наверняка не ты.
– С каждой милей, приближающей меня к отцу, я чувствую себя все больше на нее похожей.
Он понимающе кивнул и прищурился:
– Но ведь ты не боишься отца? А?
Эмма неловко передернула плечами:
– Нет, но… это будет нелегко.
– Разумеется. Но битвы народов не будет, если тебя страшит именно это.
Она презрительно фыркнула:
– Как ты можешь это утверждать, зная мою семью?
– Верь в меня. Я умею быть очень убедительным. - И с проказливым блеском в глазах добавил:
– Пора бы тебе в этом перестать сомневаться.
Эмма насупилась и бросила на него свирепый взгляд, но он только насмешливо улыбнулся в ответ.
Наконец карета подъехала к огромному фамильному особняку. Один лакей помог им выйти из экипажа, в то время как другой поторопился предупредить дворецкого об их приезде. Эмма взяла Николая под руку и, вцепившись пальцами ему в рукав, торжественно повела вверх по ступеням к парадной двери.
Она приветствовала дворецкого напряженной улыбкой. Лицо Сеймура оставалось, как всегда, невозмутимым, но Эмме показалось, что в глазах его мелькнула искорка любопытства.
– Сеймур, где папа и Тася?
– По-моему, они в библиотеке, мисс.
– Они принимают гостей?
– Нет, мисс Эмма.
Все перепуталось в голове у Эммы. Они с Николаем пересекли большой холл и приблизились к библиотеке, а она никак не могла сообразить, с чего начать. Как ей объявить семье, на что она решилась? Какими доводами отразить их возражения? "Это то, чего я хочу!" - упрямо повторяла она себе. А кроме того, дело зашло слишком далеко, чтобы поворачивать назад.
Отец ее сидел за письменным столом и читал вслух какое-то письмо. Тася пристроилась рядом с вышиванием. При неожиданном появлении Эммы они оба подняли глаза, и на их лицах отразилось удивление. Нельзя было не признать, что они составляли прекрасную пару: оба красивые, темноволосые. Их нежная близость была очевидна и в том, как они обменялись взглядами, словно передавая друг другу мысли.
"Вот что могло быть у меня с Адамом, - подумалось Эмме, и она ощутила в груди жаркий прилив гнева. - Это ты виноват, папа. Я собираюсь выйти за человека, которого не люблю, потому что ты не дал мне выйти за того, кого я действительно хотела".
– Эмма, - с недоуменной улыбкой проговорила Тася, откладывая вышивание, - почему ты так скоро вернулась из Лондона? Что?… - Тут взор ее упал на Николая, и дальнейшие слова замерли на устах.
Эмме показалось, что эта немая сцена продолжалась целую вечность, хотя длилась она всего несколько секунд. Серо-голубые глаза Таси пронзительно впились в вошедшую пару. Эмма почувствовала, что мачеха со своей необыкновенной интуицией догадалась о необратимой серьезной перемене, которая сейчас произойдет в их жизни.
– Папа и belle-mere, - проговорила Эмма сдавленным голосом, - мы должны вам кое-что сообщить.
37 
