Лёгкий, ненавязчивый романчик 
88 
Пережидая день, он решил несколько пополнить свой арсенал и, так как другой возможности не имел, решил пойти самым простым путем, а именно – смастерить пращу, благо особого материала она не требовала, а камни в достаточном количестве имелись на берегу ручья. Оторванный лоскут от одного из плащей вполне подошел для изготовления самой пращи. Делов-то: сделать петлю на одном конце, при помощи которой лоскут крепился к руке, второй конец, остававшийся свободным, просто брался в руку, а в сгиб лоскута укладывался камень.
Снарядив пращу, он коротко взмахнул оружием и метнул камень в примеченную ветку. Результаты его порадовали, хотя он в последний раз пользовался ею много лет назад. Тогда ему нужно было убрать одного клиента, но приблизиться к нему не получалось – слишком серьезная была у него охрана, – с арбалетом же не больно-то походишь по городу, а праща не привлекала ничьего внимания, тем более что полностью умещалась в кулаке. В общем, заказ он тогда выполнил успешно, череп клиента не выдержал соприкосновения с камнем, а он, оставаясь незамеченным, просто удалился с того места.
Закончив с пращой, брат Адам вернулся к наблюдению за дорогой. В этот момент по ней проходил большой караван. По всему было видно, что караван купеческий и уже весьма продолжительное время находится в пути; было это заметно и по толстому слою пыли, облепившему как повозки с животными, так и всадников, передвигающихся по сторонам обоза. Но особое его внимание привлекли две повозки с клетками, в которых находилось никак не меньше трех десятков пленников. Этими пленниками были люди, и одеты они были в привычные для него одежды, а не те, в которые их обряжали орки. Одеяние орочьих рабов было простым: длинное полотно посредине имело отверстие, в которое продевалась голова, а затем эта конструкция перехватывалась простым поясом. Эти же люди были одеты в обычные одеяния крестьян и ремесленников – выходит, в плен попали совсем недавно. Все это говорило о том, что караван возвращается из степи, а значит, Адам двигался в правильном направлении. Чтобы не плутать, он решил придерживаться этой дороги, которая, как он предполагал, должна была вывести его в степь.
Так все и вышло. Уже к исходу второй ночи он передвигался по бескрайним степным просторам. Цели своей он достиг, так как все указывало на то, что теперь он был в дикой степи, а не на территории Империи, но это таило в себе и опасность. Передвигаться по бескрайним степным просторам пешком, да еще и не зная о местонахождении источников воды, – это безумие, но иного выхода у него и не было.
Увидев с гребня возвышенности очередные заросли камыша, брат Адам облизнул шершавым языком обветревшие и потрескавшиеся губы и, переполняемый надеждой, ускорил шаг. Он взял направление на эти заросли, молясь, чтобы это не оказалось очередным озером с дурной водой, так как он был уже в таком состоянии, что мог не удержаться и напиться этой горькой и негодной в пищу «живительной» влагой, а это верная смерть.
Вот уже несколько суток он не пил, если не считать крови тех немногих грызунов, которых ему удавалось добыть при помощи пращи, и не ел иной пищи, кроме мяса именно этой своеобразной добычи, да еще и сырого, так как развести огонь он не имел никакой возможности. А за последние сутки ему ни разу не встретились и они, так что у него во рту вот уже больше суток не было ни маковой росинки.
Заросли камыша шли по берегу небольшой речушки, протекающей по ложбине между двумя гребнями холмов. Он двигался весьма быстро, выкладываясь до последнего, расходуя остатки своих сил, ничего не разбирая на своем пути. В голове молотом стучала мысль о том, что сейчас он ведет себя неразумно: даже если отбросить то, что он практически бежал не разбирая пути и не глядя по сторонам, а значит, мог пропустить возможную опасность, он понимал, что напьется во чтобы то ни стало – даже если окажется, что там самая грязная лужа с самой отвратной водой.
Господь не попустил. Вода оказалась хотя и теплой, но все же вполне пригодной для питья, приятно растекаясь по телу. Он пил много и жадно, но никак не мог даже притупить чувство жажды: чем больше он пил, тем больше хотелось пить, пить и пить. Наконец, не в силах влить в себя больше ни капли, но по-прежнему испытывая жажду, он откинулся на спину в тени зарослей. Усталость навалилась разом, так что он сам не заметил, как уснул.
Проснулся он, когда солнце уже склонялось к закату. Но сон не принес облегчения – наоборот, голова раскалывалась от нестерпимой пульсирующей боли, словно в ней добрый десяток кузнецов устроил свою кузню и сейчас махал своими молотами. Едва волоча ноги, он добрел до воды и вновь напился, правда, на этот раз он был куда более умерен, пил не так жадно и не так много. Когда жажда была утолена, навалилась другая проблема: заполненный до краев водой желудок жалостливо заурчал, требуя чего-нибудь более существенного, нежели вода. Нужно было подумать о пропитании, так как силы его уже оставляли. Он чувствовал, что за эти дни он не просто сильно потерял в весе, но и растерял много сил: случись сейчас ему повстречаться с орками – и ни о какой защите речи идти не могло, его взяли бы голыми руками и без какого-либо сопротивления с его стороны.
88 
