117 
– Вот бестолочь! – говорит Нартай. – Я тебя спрашиваю – у тебя деньги есть?
– Сколько тебе? – и Джефф тут же с готовностью лезет в карман.
– Тьфу ты! – начинает злиться Нартай. – Я тебя спрашиваю – в Америке у тебя есть деньги? На что вы собираетесь ребенка воспитывать?
– А-а-а… – наконец врубается Джефф, обнимает Катьку за плечи и улыбается. – Нет, Нартай. В Америке у меня денег нет. Только ежемесячное жалование. И сейчас, в связи с женитьбой на Кате, оно у меня станет долларов на двести меньше. Но я думаю, что нам его хватит. Первые два или три года будет немножко трудно, но потом…
– Потом – суп с котом, – обрывает его Нартай. – Для ребенка первые три года – самое главное! Это я по своим сестрам знаю. Ладно…
Он наклоняется, достает из-под стола большую обувную коробку фирмы «Дайхманн» и ставит ее на стол.
– Вот вам с Катькой свадебный подарок от всего личного состава бывшей советской воинской части сто пятьдесят шесть двести пятьдесят четыре. Даже не столько вам, сколько вашему будущему ребенку. И чтобы ему ни в чем никакого отказа! Ребенок – есть ребенок…
И снимает крышку с коробки, А там…
Знаете, в телевизионных американских боевиках почти всегда действует такой деловой чемоданчик – атташе-кейс. С миллионом долларов. Кто-то обязательно открывает его, а там – пачки, пачки… И вот, сколько бы раз ни смотрел, все равно – производит впечатление! Хоть нас всю жизнь и воспитывали в презрении к деньгам и почтении к идее.
Так вот, когда Нартай снял крышку с обувной коробки, когда все увидели, что там такое – так все обалдели! Настоящий шок. Немая сцена из «Ревизора».
Уж на что я был подготовлен… Не к поступку Нартая – к виду этих денег. Сам ночью помогал складывать их по сотне штук в пачку. И точно помню, что офицерских пятидесяток была одна пачка и шесть пачек двадцатимарковых купюр. А десятимарковых – явно солдатских, ровно пятьдесят семь пачек. Оставшиеся триста сорок марок лежали сверху, россыпью.
Так вот, я и говорю, уж на что я был подготовлен, и то сижу, не могу слова вымолвить…
Наташа побледнела, уцепилась за стол руками, чтобы со стула не упасть… Ну, совсем плохо старухе!
У Петера нижняя челюсть отвисла – вот-вот протез выпадет! Замер, как истукан.
Джефф, как улыбался до того, как Нартай открыл коробку, – так и улыбается. Только теперь – тупо и бессмысленно. Будто эта улыбка примерзла к нему.
И только одна наша Катька, железная наша подружка, смотрит на эту тучу денег своим красивым и печальным глазом, отрицательно качает головой и тихонько отодвигает эту коробку от себя.
Тогда Нартай берет ее ладони в свои руки и тихо говорит только ей одной:
– Катюшка… Когда-то копыта коней моих предков… Ты знаешь, как там дальше. Так вот, я тебе клянусь, эти деньги – чистые. На них должны были купить памятник ребятам, погибшим ни за что, ни про что… Но разве можно купить память о мертвых? О них или помнят, или забывают. И тогда не помогают никакие памятники. Возьми эти деньги для своего ребенка. Научи его помнить о хороших людях, которым не удалось дожить до светлого часа. Сделай из своего ребенка доброго, настоящего человека, и это будет самым лучшим памятником тем мертвым ребятам…
Отпускает Катькины руки, встает из-за стола и уже всем говорит:
– Остальное вам Эдька расскажет. А мне нужно звонить на озеро. Там Лори ждет моего звонка. Я обещал…
Через час пришедшая в себя старая, толстенькая Наташа на всех доступных ей языках орала, что никуда не отпустит «свою» беременную девочку с такими огромными наличными деньгами! Что никто в мире не возит с собой деньги в карманах!.. Наконец, когда она объяснила всем нам, что мы дикие люди, она посадила Катьку в машину, забрала коробку с деньгами и помчалась в наш местный банк.
Там она обменяла Катькины марки на доллары, доллары на именной чек, заставила Катьку расписаться в сотне банковских бумаг, и вместе с чеком на имя фрау Катерины Гуревич привезла Катьку обратно в «Китцингер-хоф».
К их возвращению мы, все четверо мужиков – Петер, Джефф, Нартай и я, были уже такие пьяные, мы успели уже так накушаться, что даже, когда во второй половине дня пришла пора ехать в аэропорт, выяснилось, что кроме Наташи никто за рулем сидеть не может. А нам нужны были две машины. И пришлось вызывать Уве Зергельхубера с его «мерседесом»…
А потом, перед отлетом, было море слез, трепотни и разных криков и обещаний, и к нам даже подошли двое полицейских и спросили – все ли у нас в порядке?..
117 
