очень нудно 
70 
Зато меня увидели ящеры. Они прыгнули с места, разом, с двух сторон. Тут бы мне и конец, но сверху упала черная тень. Один из ящеров дико завизжал, замотал располосованной мордой, залязгал зубами. Впустую. Лакомки рядом уже не было, зато вместо глаз у ящера зияли кровавые ямы.
Вторая тварь на мгновение отвлеклась – и я ускользнул прямо у нее из-под носа.
Лакомка прыгнула ящеру на шею, но тот успел увернуться, и когти пантеры вонзились ему в спину. Извернувшись, тварь попыталась схватить Лакомку (шея у чудовища была удивительно гибкой), но пантера, мощно оттолкнувшись, перелетела на ствол дерева, за которым я прятался, и ловко вскарабкалась по грозди висячих корней, оказавшись в полутора метрах выше башки динозавра, который так хотел ее достать, что забыл обо мне.
А я вот не забыл, кто у нас главные враги. И очень вовремя оказался рядом с Маххаим, который пытался вытащить из глазницы мой нож. Я изо всех сил врезал ногой по его лапе – и вогнал нож еще на пяток сантиметров. Прямо в мозг. Маххаим опрокинулся на спину… И жаркое вонючее дыхание обдало мой затылок.
Не будь динозавр ослеплен, он бы точно откусил мне голову. Но я ускользнул, и тварь промахнулась. Акулья пасть сомкнулась – не на мне. В мясорубку угодил второй Маххаим. Тот самый, по которому тварь так убивалась. Ящер тут же понял свою ошибку, но было уже поздно. Невозможно провернуть обратно фарш, прошедший через мясорубку. Даже невероятная живучесть Маххаим бессильна, когда надо прирастить обратно откушенную голову.
Тварь впала в неистовство, круша все вокруг, но доставалось в основном ни в чем не повинной растительности. Я уже убрался на безопасное расстояние. Лакомки поблизости не было. Я слышал злобный вой ящера метрах в пятидесяти от поля нашей битвы и, поскольку вой не умолкал, сделал правильный вывод, что до Лакомки хищнику так и не удалось добраться.
Тут наконец подоспел Мишка. С ящером они были примерно в одной весовой категории, но ящер был слеп и в сильном гневе, а Мишка спокоен и точен. Мощный удар лапы, сбивший ящера с ног, прыжок – и полтонны боевой массы крючьями когтей пригвоздили голову твари.
Всё. Отмучился.
Я выпрямился. Прислушался… Второй ящер как-то притих… Ничего страшного. Надо же! Во мне вновь проклюнулась Сила. Я прекрасно чувствовал Лакомку – она была жива и в полном порядке.
А трое наших врагов уже точно мертвы….
Нет, ну ничего ж себе, а!
Мертвы были только двое. Маххаим, которому я продырявил мозг, был все еще жив. Он оставил попытки вытащить нож и довольно уверенно уползал в сторону дороги. Он бы и вовсе смылся, если бы его слушались ноги. Вернее, лапы. За то время, пока шел бой, внешность Маххаим разительно изменилась. Сейчас он был больше похож не на меня, а на Лакомку. Этакая чудовищная химера. Живой привет из Преисподней.
Откуда-то сбоку выскользнула Лакомка. Прижала чудовище к земле. Как кошка – мышь. Обернулась ко мне, оскалилась во всю пасть. Довольна. Справилась. Не поддалась чужой власти.
Я мотнул головой в сторону убитого ящера, мясом которого сейчас подкреплялись Мишка с Марфой (битвы битвами, а обед – по расписанию). Где второй?
Но ответила мне не Марфа. Ответил Маххаим.
Причем посыл был на уровне хорошего Логика. Я просто понял – и все. Маххаим услал зверушку. Любимую зверушку. Чтобы мы ее не убили. О как!
– Что ж ты, зверь поганый, мою девочку загрыз? – по-русски спросил я.
Лакомка рокотнула баском, не убирая лапы со спины оборотня, потерлась головой о мой бок. Узнала знакомые слова. «Моей девочкой» она привыкла считать себя.
Оборотень, естественно, не ответил. Я присел на корточки, положил ладонь на плоский затылок, прикрытый жесткой черной гривой. Удивительно: я ожидал, что это будет жесткая и сальная звериная шерсть, но волосы оказались мягкими и сравнительно чистыми. Во всяком случае, чище моих.
Обсидиановый нож пробил затылок оборотня неожиданно легко. И так же легко вышел. Рана вскипела кровью, и жизнь ушла из тела чудовища. Я не ждал «отката», поэтому не был готов. Хотя нет, это был не «откат», точнее, не обычный «откат», потому что боль, хоть и была, но совершенно другая. Словно кто-то резко выдернул пробки из моих «внутренних ушей». Словно тучи рассеялись и выглянуло солнце. Чудесная ясность и гармония с миром и с Высшим, утраченная во время Исхода, снизошла на меня внезапно…
И тут же пропала.
Мгновенное счастье – и острое разочарование. Только минуту спустя, взяв себя в руки и успокоившись, я понял, что ушло не всё. Кое что осталось. Например, я снова чувствовал своих зверей. И не только Лакомку, но и Мишку. И даже немножко – Марфу.
70 
