13

Два всадника выехали на поросший клевером пригорок с одинокой старой сосной справа от тропы. Отсюда, сверху, открывался вид на излучину Великона и желтую полосу дороги, широкой петлей огибающую пойму. Примерно в шестидесяти милях на северо-восток располагался Великондар. Если бы воздух был прозрачней, всадники увидели бы стены столицы Карнагрии: местность до самого побережья океана уходила вниз огромным живым ковром возделанных земель.

– Дальше поедешь сам! – произнес один из всадников, несмотря на жару по глаза закутавшийся в плащ.

– Я предпочел бы сопровождать тебя, господин! – проворчал второй всадник.

Этот не прятал лица: любой карнит, которому прежде был знаком Карашшер, без труда узнал бы воина. Но скорее всего принял бы всадника за сына или внука своего прежнего знакомого.

– Поедешь один! – приказал маг.– Даже отсюда я чувствую слуг Яго там, в Великондаре! Значит, и они могут учуять меня! Здесь слаба власть Мудрого Аша, и даже мне не по силам укрыть себя, пока не поднимется мощь Ирзаи.

Нельзя сказать, что слова мага успокоили его слугу. Наоборот, то, что жрец снизошел до объяснений, говорило о ждущей впереди опасности. Интересно, что за дело предстоит Карашшеру в Великондаре?

– А меня они не почуют? – подозрительно спросил воин.

– Ты – ничто! – отвечал маг.– На тебе нет знака нашего бога! – И, после паузы: – Только мой знак на тебе, Карашшер! И не забывай об этом!

– Забудешь тут…– буркнул воин.– Ладно! Полдень уже. Может, перекусим?

И, не дожидаясь разрешения, повернул коня в тень сосны.

– Поешь,– согласился маг.– Пока я буду говорить о том, что тебя ждет!

– И отобьешь мне весь аппетит! – проворчал Карашшер.

Но – очень тихо. Слух у мага – превосходный, а настроения его известны только Мудрому Змею Ашу. Зато Карашшер отлично знал, как скор чародей на расправу.

С обедом воин не спешил. Сначала он расседлал и стреножил жеребца (он проделал бы это и с конем мага, но тот отрицательно качнул головой). Потом так же не спеша расстегнул переметные сумы и вынул пищу и вино.

Когда-то, лет сто назад, Карашшер не стал бы тянуть время. Если впереди ждала опасность – он предпочитал узнать о ней немедленно. И немедленно выйти ей навстречу. Победить или умереть. Теперь же, вместо неизбежной для такого, как он, смерти в бою, перед Карашшером простиралась Вечность. И воин стал куда бережнее относиться к собственной жизни. Карашшер стал скуп на проявления храбрости. Хотя и знал, что теперь никакая рана не сделает его калекой.

Маг, усевшись на снятое с жеребца седло, наблюдал за своим слугой. Он читал мысли воина, как собственноручно написанную книгу. И знал, что Карашшер – лучшее из орудий, созданных магом за века его службы Мудрому Ашу. Иллюзия же некоторой свободы, оставленная воину, лишь укрепляла повиновение. Надо признать, что и сам маг испытывал нечто вроде привязанности к Карашшеру. Примерно так же охотник относится к собственноручно вышколенной гончей. Примерно так же маг относился ко всем своим созданиям: и тем, кого породила его магия, и тем, кого породил он сам, кто нес в себе частицу его собственной плоти и крови. Таким, как те, кого маг сделал главными фигурами в нынешней Игре. Все они были связаны с магом, но это была обусловленная привязанность, а не чувство. Настоящие чувства: любовь, веру, преданность – жрец Аша испытывал только к своему божеству, Мудрому богу.

– Суть такова…– Маг откинул капюшон и явил миру бледное лицо в обрамлении светлых, волнами спадающих волос.– Вот это…– он вынул из кошеля темно-коричневое яйцо размером с кулак,– ты должен завтра тайно зарыть на западной окраине Венчальной Рощи, той, что неподалку от Великондара. Ты знаешь это место?

Карашшер кивнул, маг спрятал яйцо обратно в кошель и бросил к ногам своего слуги. Тот спрятал яйцо в сумку.

– Это все? – не скрывая облегчения, спросил он. Задание, похоже, пустяковое.

– Нет. Затем ты должен убить пророчицу Венчальной Рощи по имени Метлик. И сделать это в первую стражу после полуночи через три ночи от ближайшей.

Карашшер поперхнулся.

– Убить пророчицу? Да меня же будет искать вся стража Великондара и вдобавок к ней тысячи оскорбленных карнагрийцев! Ты уверен, господин, что я могу сделать такое и остаться в живых?

  33