очень нудно 
47 
Так и вышло.
Солнце еще не спряталось, когда степняки остановились на ночлег. Но Понятко и тут не стал торопиться. Дождался темноты, аккуратно, под ветер, подполз к печенежскому стану и долго слушал, о чем говорят. По-печенежски Понятко разумел так-сяк, но уловил, что печенеги идут за «кузарами», у которых «много-много золота».
Почему варягов сочли хузарами, разведчик не понял. Но «много-много золота» – это точно про них.
Выяснив главное, Понятко так же аккуратно отполз обратно. Даже в полной темноте он никогда не сбивался с направления.
Возвращался разведчик долго, поскольку предпочел объехать печенежский лагерь по большой дуге. Ночь была светлая, и лучше было состорожничать, чем навести степняков на своих: преследователей от преследуемых отделяло неполное поприще[19].
Когда, по представлениям Понятки, до своих оставалось всего ничего, разведчик рискнул и вполголоса затянул песню. Он рассчитывал, что его услышит кто-нибудь из ночных дозорных и не даст проскочить мимо лагеря. И, опять-таки, стрелой бить не станет, что тоже немаловажно.
Расчет оправдался. Песенку еще издали услыхал Рагух и подал разведчику знак: мы тут.
Узнав, какие новости привез Понятко, хузарин тут же разбудил Серегу. Разведчик доложил обстановку, слопал вместе с костями печеную перепелку и улегся на Серегино место раньше, чем оно успело остыть. Через секунду он уже спал. А вот с Духарева сон как ветром сдуло.
Серега разбудил Устаха.
Друг выслушал новости, поскреб отросшую щетину на щеках…
– Ничего,– буркнул он.– Оторвемся.
Вообще-то в его словах был резон. Оторваться от погони они могли. Сменных лошадей в достатке, а выносливости варягам не занимать. Отливать с седла они за этот год научились не хуже прирожденных степняков. С другой стороны, степь только кажется одинаково ровной. В иных местах трава погуще, в иных – почва камениста: не подкованные лошади могут ноги сбить. Есть в Диком Поле балки, овраги, холмы, реки и безводные пятна. Кто хорошо знает степь, может выбрать дорогу полегче. Или покороче. Преследователи, скорее всего, знали местность досконально. А вот варяги – нет. Даже для опытных хузар эта степь была чужой. Придется идти по тракту. Лошадям легче, заблудиться невозможно, и с водой проблем не будет. Но будучи самой удобной, рассчитанной на колесный транспорт, дорогой, соляной тракт вряд ли был дорогой самой короткой.
Все эти соображения Духарев высказал Устаху. Тому возразить было нечего. Но синеусый варяг все равно был настроен более оптимистично.
– Мало ли что там Понятке послышалось,– заявил он.– Да он двух слов по-печенежьи связать не может. «Хузары, золото…» Они только об этом и болтают. С чего он взял, что это наши хузары и наше золото? Может, они не за нашим золотом, а просто так идут. Может, они сами отстанут.
– Проснись! – сердито сказал Духарев.– Копченые идут по нашему следу. По нашему следу, за нашим золотом!
– Ты знаешь что-то, о чем не знаю я? – моментально сообразил Устах.
– Не то чтобы знаю, но могу предположить.
Серега пересказал другу свой кошмарный сон и заодно – то, что сообщил Машег про татуировку.
– Да-а…– протянул Устах.
К предчувствиям и видениям Духарева синеусый варяг относился даже серьезнее, чем сам Сергей. Оба уже имели возможность убедиться: дыма без огня не бывает.
– Коли так, то они точно не отстанут. Что думаешь, Рахуг? – обратился он к слушавшему их разговор хузарину.
– Думаю, это тот разбойник, что с лошадьми был. Тот, который утек. Про татуировку Машег верно сказал. Я, правда, на тех побитых ее не видал…
– Я видел,– вмешался Устах.– Точно, две лапки на грудях.
– Значит, так,– решил Духарев,– надо братву поднимать. Потолкуем кругом. Посовещаться надо.
– Всех поднимать? – спросил хузарин.– И раненых?
– Всех. Только Понятку не трогай. Пускай поспит немножко.
Их осталось двенадцать.
Шестеро – от Серегиного десятка. Он сам, двое хузар, Гололоб, Мисюрок, практически оправившийся от раны, да отсыпавшийся неподалеку Понятко.
От Устахова десятка тоже осталось полдюжины. Щербина, Шуйка, Клёст – прусс, получивший свое прозвище из-за неправильного прикуса (впрочем, это был его единственный физический дефект), Сирка Чекан и Вур, который из-за ранения пока мог считаться разве что за половину бойца.
Обгрызенный месяц взирал с небес на потрепанное воинство.
– Опять делиться будем? – спросил Гололоб.
47 
