очень нудно 
59 
– Но это же моя мать, – сказала я скорее в замешательстве, чем в раздражении. – Разве так можно?.. Ставить что-то на чужую могилу?
– Вы хотите, чтобы мы убрали вазу с могилы?
– Да нет... – Я хотела, чтобы бронзовая ваза осталась там, где стоит. Были б у меня деньги, я и сама бы ее купила. – Просто я хочу знать, кто ее поставил.
– Я не могу вам сказать. – После минуты или двух пререканий женщина на ресепшене уступила, согласившись назвать имя флориста, доставившего розы. Цветы были присланы из хьюстонского магазина под названием «Флауэр-пауэр».
Последующие два дня у меня ушли на всякие неотложные дела, на составление заявления в «Хэппи хелперс» и собеседование. Время позвонить в фирму, занимавшуюся доставкой цветов, нашлось лишь к концу недели. Ответившая на звонок девушка сказала: «Подождите, пожалуйста, не вешайте трубку», – и не успела я слово сказать, как в ухо мне уже проникновенно вполголоса напевал Хэнк Уильяме «Мне не нравится такая жизнь».
Я сидела на крышке унитаза, слегка прижимая к рту трубку, и следила за Каррингтон, которая плескалась в ванне. Она сосредоточенно перелила воду из пластмассового стаканчика в другой, после чего добавила туда жидкого мыла и размешала его пальцем.
– Каррингтон, что ты делаешь? – спросила я.
– Готовлю одну вещь.
– Какую вещь?
Она вылила смесь себе на живот и потерла его.
– Человечий полироль.
– Смой... – начала я, но в трубке послышался голос девушки:
– «Флауэр-пауэр», чем могу помочь?
Объяснив ситуацию, я спросила, не может ли она сказать, кто прислал желтые розы на могилу моей матери. Как и ожидалось, она ответила, что не имеет права разглашать имя заказчика.
– Я вижу по компьютеру, что у нас заказ отсылать такой букет на кладбище каждую неделю.
– Что? – слабеющим голосом переспросила я. – Двенадцать желтых роз каждую неделю?
– Да, так тут у меня обозначено.
– И как долго?
– Конечная дата не указана. Пока отсылать.
Челюсть у меня так и отвисла, словно на шарнирах.
– И вы никак не можете мне сказать...
– Нет, – твердо отчеканила девушка. – Я могу еще чем-нибудь вам помочь?
– Нет, наверное. Я... – Прежде чем я успела сказать «спасибо» или «до свидания», где-то в глубине у нее раздался следующий телефонный звонок, и девушка отключилась.
Я перебирала в уме всех, кто мог бы это устроить. Ни у кого из тех, кого я знала, денег не было. Розы приходили из маминой тайной жизни, из прошлого, о котором она мне не рассказывала.
Хмурясь, я взяла сложенное полотенце и встряхнула его.
– Вставай, Каррингтон. Пора вылезать.
Она, заворчав, с неохотой подчинилась. Я вытащила ее из ванны и вытерла. Ее колени с ямочками и округлый животик, как у всех здоровых детей, радовали глаз. «У нее нет никаких изъянов», – подумала я.
У нас с ней была такая игра – после того как Каррингтон вытрется, мы делали палатку из полотенца. Я натянула его над нашими головами, и мы обе захихикали под влажной махровой простыней, целуя друг друга в носы.
Нашу игру прервал телефонный звонок, и я поспешно завернула Каррингтон в полотенце.
Я нажала кнопку.
– Алло?
– Либерти Джонс?
– Да?
– Это Мария Васкес.
Поскольку услышать ее я ожидала меньше всего, я на какое-то время лишилась дара речи. Она мягко заполнила паузу:
– Из академии косметологии...
– Да. Да, простите, я... Как поживаете, миссис Васкес?
– Спасибо, хорошо, Либерти. У меня для вас приятные новости, если у вас еще не пропала охота учиться в академии.
– Нет, не пропала, – с трудом прошептала я, потому что радостное волнение сдавило мне горло.
– Так вышло, что у нас появилось еще одно место с годовой стипендией. Все документы на получение финансовой помощи у меня готовы. Если хотите, могу отправить их вам по почте, а хотите, подъезжайте в офис и заберите их сами.
Я зажмурилась и с такой силой сжала телефонную трубку, что просто удивительно, как она не треснула у меня в руке. Я чувствовала, как Каррингтон шарит рукой по моему лицу, теребя ресницы.
– Спасибо. Спасибо. Я сама завтра заеду. Спасибо вам!
В трубке послышался смешок.
– На здоровье, Либерти. Мы рады, что вы станете участницей нашей социальной программы.
Повесив трубку, я обняла Каррингтон и закричала:
– Меня приняли! Приняли!
Каррингтон стала извиваться в моих объятиях и радостно завизжала, разделяя мое возбуждение, хотя не понимала его причины.
59 
