14 
Однако хитрый еврей тут же одернул себя. Не следует показывать девушке, каким сокровищем она обладает.
Умерив свой пыл, Айзеке спросил как бы между прочим:
— Я полагаю, у вас есть доверенность от отца на продажу этой картины?
— Д-да, конечно.
Голос девушки задрожал. Прожженный делец Айзеке не понимал, что своим вопросом затронул чувствительную струну в сердце Сириллы. Она поняла, что он считает ее воровкой, укравшей картину в каком-нибудь богатом доме.
— В таком случае я заберу ее у вас и постараюсь как можно скорее найти покупателя.
— А разве… разве вы не заплатите мне прямо сейчас?
Айзеке покачал головой.
— Я редко так поступаю. А сколько вы за нее хотите?
Еврей был уверен, что неискушенная девушка не представляет себе подлинной стоимости картины, однако, к его удивлению, она, хоть и робко, назвала сумму, которую сам он считал вполне приемлемой, — лишь немного ниже рыночной цены.
— Вряд ли мне удастся выручить за нее столько… — с сомнением в голосе произнес Айзеке.
— Прошу вас, постарайтесь! Поверьте, это очень важно… Моему отцу крайне нужны деньги…
«Карточные долги, не иначе!» — подумал проницательный Айзеке. В противном случае с чего это вдруг человек стал бы продавать две ценные картины подряд?
Все они таковы, эти джентльмены, презрительно думал еврей, не сводя сочувственных глаз с посетительницы. Не думая о будущем, они просаживают целые состояния за коварными зелеными столами, а потом их несчастным родственникам приходится жить буквально впроголодь.
Однако сочувствие сочувствием, а дело делом. И Айзеке произнес в своей обычной манере:
— Попробую сделать для вас все, что смогу. Но спешка в таком деле только вредит.
Сирилла прерывисто вздохнула и, запинаясь от охватившего ее чувства унижения, робко пролепетала:
— А не могли бы вы дать мне немного денег прямо сейчас… авансом?.. Мой отец тяжело болен. Необходимо купить лекарства, заплатить доктору…
Первым побуждением Айзекса было отказать посетительнице — такова была обычная манера еврея вести дела. Однако он неожиданно почувствовал симпатию к этой миловидной худенькой девушке, смотревшей на него с такой мольбой. Возможно, его тронула необычная мелодичность ее голоса, а может быть, что-то еще, но как бы то ни было, Айзеке вдруг полез в карман.
— Один бог знает, почему я ради вас нарушаю свои правила! — патетически воскликнул он. — Держите. Здесь пять фунтов. Но учтите — этот аванс и комиссионные, разумеется, будут учтены при окончательном расчете!
С этими словами он опустил пять золотых соверенов в затянутую в перчатку руку Сириллы.
— Спасибо вам, большое спасибо! — взволнованно пролепетала девушка. — Вы так добры… Я приду через два дня, в среду. Может быть, к тому времени вам удастся продать картину…
— Вы, юная леди, очевидно, полагаете, что я волшебник! Даже мне не под силу так быстро найти покупателя… А впрочем, пусть будет, как вы хотите. Оставьте-ка мне свой адрес. Вдруг у вас найдется еще что-нибудь на продажу? Я мог бы зайти и посмотреть…
Айзеке произнес эти слова нарочито небрежным тоном, не желая показывать посетительнице своего интереса.
Подумать только, так бедна — и владеет Лохнером, Ван Дейком! Интересно, что там еще в запасе у этой красавицы?
Впрочем, пока достаточно и Ван Дейка. Айзеке был уверен, что принц Уэльский придет в восторг от картины…
Он так углубился в воспоминания о визите незнакомой девушки, что забыл о маркизе. А между тем Фейн, высказав свое предложение, уже направился к двери.
— Милорд, милорд! — бросился Айзеке вслед за гостем.
— Как я понимаю, мои условия вас не устраивают, — хладнокровно изрек маркиз. — Значит, говорить не о чем. Картина остается у вас, и принц о ней не узнает.
— О нет, милорд! — взмолился обескураженный еврей. — Прошу вас, выслушайте меня…
Фейн тем временем уже вышел из лавчонки на улицу, где его ждал фаэтон, запряженный парой великолепных лошадей.
— Итак?.. — грозным тоном потребовал он.
— Ее адрес — Куин-Энн-терэс, семнадцать, Айлингтон!
Усаживаясь в экипаж, маркиз пообещал:
— Деньги за Ван Дейка вы получите завтра утром.
Кучер вскочил на облучок. Лошади рванули, и через минуту фаэтон скрылся из виду, а Айзеке, печально вздохнув, вернулся в лавку.
У него было такое чувство, что он только что совершил непоправимую ошибку. Но разве мог он поступить иначе? Ведь с маркизом Фейном так трудно спорить…
14 
