Анна Петровна Мыскина, только зайдя в квартиру, сразу же услышала сдавленное мычание из-за шкафа. Она обошла перегородку и увидела сына, который корчился на кровати, зажав край подушки зубами.
— Паша, что с тобой? Вызвать врача?
— Какого врача, мама? — промычал он. — Денег дай до барыги добежать уколоться, иначе копыта отброшу сейчас.
— Сколько? — спросила она дрожащим голосом.
— Ну хотя бы рублей четыреста…
Анна Петровна полезла в сумочку и стала считать деньги: ровно четыреста рублей у нее там и было, не считая мелочи. Паша смотрел на нее с надеждой; он уже спустил ноги с кровати, в глазах появился горячечный блеск.
— А дальше-то что, Паша? — спросила она, пряча деньги за спину. — Завтра тебе еще нужно будет, а у меня денег больше нет. Воровать пойдешь?
— Дай деньги, мама, завтра решим.
— Лучше я тебя к кровати привяжу и уйду, — сказала она.
— Нет! — Он вскочил и стал рвать деньги у матери, которая, впрочем, не сопротивлялась.
— Лечиться надо, — сказала она, — ты сам не сможешь остановиться.
— Надо, — сказал он, торопливо натягивая джинсы. — В центр надо, оттуда ребята нормальные выходят. Только знаешь, сколько это стоит?
— Знаю, — сказала Анна Петровна. — Ничего, соберем, мне обещали…
Она посмотрела ему вслед и бессильно опустилась на кровать сына под страшными рожами рокеров с афиш.
Пятница, 21 июля, 16.00
Майор Зябликов с пластиковым пакетом, в котором просвечивала зеленая пачка кефира, поднялся на четвертый этаж в просторном лифте и мимо дежурной сестры пошел по длинному больничному коридору, чисто вымытому и пахнущему чем-то чистым. Уж сколько он сам навалялся по госпиталям, но это было совсем другое, настоящая больница; все здесь было тихо, степенно, все тут вселяло не отчаяние, а спокойную, стойкую надежду людям, лежащим в палатах за плотно закрытыми дверьми. Он постучался и вошел в одноместную палату к судье:
— Можно, Виктор Викторович?
— Да, конечно, заходите, меня Оля предупредила. Садитесь. Ну зачем кефир?
Зябликову, который привык видеть судью в мантии, было странно видеть, как он в линялом и, видимо, китайском «Адидасе», стесняясь собственного больничного вида, радуется его приходу, как, собственно, любой не совсем уж лежачий больной, которому наскучили и все эти процедуры, и собственное законное безделье.
— Ну как вы там? — спросил Виктор Викторович, — Все здоровы? Вы друг друга не упускаете из виду?
— Мы даже один раз ездили к Огурцовой на шашлыки, — стал докладывать Майор, чувствуя себя в роли старосты, который рассказывает больной учительнице о том, что ей действительно интересно про школу, — И поодиночке; вот Скребцова на киностудию ездила к Актрисе. А знаете, как фильм называется? «Амнистия». Она там судью играет, который должен человека пожизненно осудить и мучается от этого. Вы можете себе представить, Виктор Викторович?
— Да ну! — радостно сказал судья. — Пожизненно? Вот это да!
— Ну да! — подтвердил Старшина. — Хинди, то есть Тома, вчера к ней на студию за доверенностью ездила, а на той неделе еще ей зарплату повезет.
— Какие вы все-таки хорошие люди! — сказал Виктор Викторович, теребя усы, снова уже у него распушившиеся, и ерзая на кровати, поскольку в кресле сидел гость. — Я еще там, в Саратове, поражался: как это в присяжные всегда попадают такие хорошие люди? Прямо какая-то тайна этой совещательной комнаты… Ведь никто же специально не подбирает…
— Ну почему, — сказал Зябликов. — Иногда и подбирают. Как меня.
— Ну вы же тоже… — сказал судья и осекся. — Ну, в конце концов это неважно. Важно просто оставаться честным человеком, правда? А там уже решить, как решить. Вот кабы не язва… Но я же не сам себе ее выдумал.
Они еще помолчали.
— А Клавдию Ивановну Швед в милицию вызывали, — сказал Зябликов, — Ну, у которой еще муж за стенкой бывший, она с ним все время дерется.
— Ну да, помню, — встревоженно сказал судья, — И что?
— Начальник сам вызывал, обещал мужа выселить. А потом сказал, чтобы она, значит, проголосовала за обвинительный вердикт.
— Значит, она послала его, раз она вам об этом рассказала? — уточнил судья.
— Она — да. Но нас двенадцать… То есть тринадцать.
— Да ведь не в этом дело, — сказал, подумав, судья, — обвинительный будет или оправдательный. Важно, чтобы все было по закону и честно. Это же все-таки суд.
— Ну и я об этом, — выжидательно сказал Зябликов.