очень нудно 
89 
— Мне стоит надеть собственную одежду и пойти домой, — сказала Беатрис. — Мои родные знают, что я здесь с тобой без сопровождения. А даже для них это уж слишком.
— Ты останешься до конца дня, — невозмутимо заявил Кристофер. — Не собираешься же ты ворваться в мой дом, поступить так со мной и сбежать, словно я был каким-то докучным поручением, о котором тебе нужно было позаботиться.
— У меня день был полон хлопот, — возразила она. — Я упала с лошади, соблазнила тебя, и сейчас вся в синяках и царапинах.
— Я позабочусь о тебе, — Кристофер смотрел на неё сверху вниз с неумолимым выражением лица. — Или ты собираешься спорить со мной?
Беатрис попыталась изобразить кротость:
— Нет, сэр.
Его лицо пересекла медленная улыбка:
— Самая худшая попытка изобразить смирение из тех, что мне доводилось видеть.
— Давай приобретать навык, — обняв его за шею, произнесла она. — Прикажи что-нибудь, и посмотрим, послушаюсь ли я.
— Поцелуй меня.
Она прижалась ртом к его губам, и вокруг надолго воцарилась тишина. Его руки скользнули под рубашку, мучительно лаская, пока Беатрис прижималась к нему всем телом. Всё внутри неё начало плавиться, и она совсем ослабла от желания.
— Наверх, — произнес он ей в губы, подхватил и понёс, словно она была невесомой.
Беатрис побледнела, как только они достигли двери:
— Ты не можешь вот так тащить меня по лестнице.
— Отчего же?
— На мне только твоя рубашка.
— Неважно. Поверни ручку.
— А что, если кто-то из слуг нас увидит?
В глазах его заплясали смешинки:
— Теперь ты забеспокоилась о приличиях? Открой же эту чёртову дверь, Беатрис.
Она подчинилась, и пока он её нес, держала глаза крепко зажмуренными. Если кто из слуг её и видел, то не проронил ни слова.
Притащив Беатрис в свою спальню, Кристофер послал за кувшинами с горячей водой, сидячей ванной и бутылкой шампанского. И, несмотря на возражения и мольбу девушки, стал сам её мыть.
— Я не могу просто так здесь рассиживаться, — протестовала она, перешагивая край металлической лохани и осторожно в неё опускаясь, — и позволять тебе делать то, с чем и сама могу прекрасно справиться.
Кристофер подошёл к комоду, где на серебряном подносе стояли шампанское и два хрустальных бокала. Налил один бокал для Беатрис и принес ей:
— Вот, тебе будет, чем заняться.
Глотнув холодного игристого вина, Беатрис отклонилась назад и взглянула на него.
— Я никогда не пила шампанское посреди дня, — сообщила она. — И уж определённо не во время купания. Ты ведь не дашь мне утонуть?
— В сидячей ванне не утонешь, любимая.
Кристофер стоял на коленях рядом с лоханью, голый по пояс и блестящий от влаги.
— И нет, я не позволю, чтобы с тобой что-нибудь случилось. У меня свои виды на тебя.
Он намылил губку, потом, ещё больше, свои руки, и начал мыть Беатрис.
Никто её не купал с тех пор, как она была маленьким ребёнком. Словно вновь её окружили заботой и дарили необыкновенное ощущение безопасности. Откинувшись назад, она нечаянно задела одно из его предплечий, проведя по нему кончиками пальцев сквозь мыльную пену. По ее коже неспешно скользила губка, по плечам и груди, ногам и под коленками. Он перешёл к более интимному омовению, и всё ощущение безопасности тут же испарилось, лишь она почувствовала, как его пальцы скользнули внутрь её. Беатрис захлебнулась воздухом и забарахталась, потянувшись к его запястью.
— Не урони бокал, — пробормотал Кристофер, однако руку между её ног не убрал.
Беатрис чуть не подавилась следующим глотком шампанского.
— Это нечестно, — пожаловалась она, полуприкрыв глаза, пока его любопытный палец упорно искал чувствительную точку где-то внутри неё.
— Пей свое шампанское, — мягко произнёс он.
Она ещё раз наклонила голову, чтобы глотнуть, пока он, проникнув, выписывал искусные круги. У Беатрис перехватило дыхание.
— Я не могу глотать, когда ты так делаешь, — беспомощно простонала она, крепко держа бокал.
Кристофер ласкал её взглядом.
— Поделись со мной.
С усилием поднеся бокал к его губам, она дала ему глотнуть, он же продолжал при этом поглаживать и возбуждать её под прикрытием воды. Рот его накрыл её губы, в поцелуе угадывался сладковатый привкус шампанского. А язык его проделывал такое, что это заставляло грохотать её сердце.
89 
