9 
Но на следующий день ей стало стыдно.
Как она могла поступить столь опрометчиво!
Гизела знала, что мать с негодованием отвергла бы даже предположение, что ее может поцеловать мужчина, за которого она не собирается замуж.
Но незнакомец, чье лицо так и осталось для нее тайной, был столь загадочен, что она уже готова была считать случившееся просто игрой воображения.
Однако стоило ей только начать размышлять об этом, как она снова и снова обнаруживала себя в его объятиях, ощущала силу его рук и нежность губ.
Вновь в ушах у нее звучала небесная музыка изумрудной листвы Венского леса, уносящая ее в бескрайние просторы звездного неба.
И все же это было слишком прекрасно, чтобы оказаться правдой.
За завтраком Гизела твердила себе, что должна наконец спуститься с небес на землю и думать только об отце.
Он по-прежнему выглядел уставшим, но был, как мальчишка, взволнован предстоящей поездкой в город. Наконец-то он покажет дочери Вену и встретится с друзьями своей юности!
– Я знаю, где живет Иоганнес Брамс! – восклицал он. – Фрау Бубин дала мне его адрес.
– Мне кажется, папа, что в первую очередь нам следует посетить управляющего одного из театров и попробовать заключить контракт.
– Да они все только и ждут меня! – быстро ответил Пол Феррарис, но по тону, которым были произнесены эти слова, Гизела заключила, что на самом деле он совсем не уверен, что это так.
В Придворном театре их встретили очень почтительно и сразу же проводили в кабинет управляющего. Гизела не сомневалась, что это полностью заслуга Миклоша.
Управляющий оказался пожилым тучным человеком. Когда он увидел известного музыканта, его блестящая лысина порозовела от удовольствия, и он громко воскликнул:
– Герр Феррарис! Глазам своим не верю! Добро пожаловать в Город Музыки!
– Вы слышали о моем успехе в Париже? – осторожно спросил Пол.
– Разумеется! А теперь вы очень нужны нам! Дальше все пошло как по маслу. И уже через два дня Пол Феррарис принимал участие в репетициях представления, которое должно было состояться в конце недели.
Режиссер восклицал:
– Вы нужны нам позарез! У нас есть знаменитый баритон Фердинанд Джаггер, и скрипичное соло в вашем исполнении создаст изумительный, утонченный контраст, который станет гвоздем программы!
Поль Феррарис помолодел лет на десять.
– Они слышали обо мне! Я же тебе говорил! – взволнованно твердил он Гизеле.
– Разумеется, папа. Я никогда не поверю, что в Вене за все эти годы не получили ни одного известия из Парижа или Брюсселя.
И вот, сидя в ложе, Гизела возносила Богу благодарственные молитвы. Как она радовалась, что отец вновь выглядит таким счастливым. Быть может, успех в Вене поможет ему забыть о страданиях последних лет.
Когда была жива мать, Гизелу обычно оставляли дома, а если и брали с собой на концерт, то сажали в зрительном зале, и ей строго-настрого запрещалось заходить за кулисы.
И теперь Пол Феррарис не знал, как с ней поступить.
Оставлять ее в отеле одну он не мог, это было очевидно. В то же время ему не хотелось, чтобы она общалась с организаторами концерта и сидела вместе с ними в партере.
– Но ведь они такие же артисты, как и ты, – возражала Гизела. – И потом, мне интересно с ними познакомиться.
– Твоей матери это бы не понравилось, – твердо отвечал ей отец, и у Гизелы не было особого желания с ним спорить.
Он договорился с управляющим, и для Гизелы это кончилось заточением в ложе. «Как будто я дикий зверь», – с хмурой улыбкой говорила себе Гизела.
Впрочем, вслух протестовать она не решалась, тем более что здесь никто не мешал ей наслаждаться красотой и убранством театра. Гизеле он представлялся самым лучшим из всех театров, несмотря на то что Королевский столичный театр был гораздо величественнее и больше.
Гизеле очень хотелось побывать в Доме оперы, но у нее не было времени, чтобы осматривать достопримечательности, потому что отец репетировал буквально от зари до зари.
– Я так давно не упражнялся по-настоящему, что теперь играю из рук вон плохо! – восклицал он. – Не могу же я позволить себе опозориться перед венской публикой, великими ценителями музыки. Это погубит мою репутацию. Я должен использовать каждую свободную минуту, чтобы репетировать.
– Папа, вы играете великолепно!
Тем не менее Гизела понимала его беспокойство. Жители Вены не думали ни о чем другом, кроме музыки, и если они ни на чем не играли, то пели.
9 
