очень нудно 
26 
– А что поселение? Который день мы тут стоим? Тамошние аланы уже все повывезли да попрятали.
– Да там и не было ничего, – вмешался Скуба. – Бывал я там. Когда ярмарка, тогда товаров много. Но все – привозные.
– Из-за такой мелочи с сарматами драться не резон, – рассудительно произнес Агилмунд. – Прав Аласейа: даже и побьем, что толку? Гривны с шей поснимаем да шлемы с голов? Даже доспех ихний не взять или копья – ими только сами сарматы драться могут.
– А лошади? – подал голос тот же младший вождь. – Вона Аласейю какими славными конями одарили!
Сарматские кони и впрямь были знатные. Готские лошадки рядом с ними, как какой-нибудь кулан – рядом с призером стипль-чеза.
– Так то Аласейю конями одарили, – усмехнулся Агилмунд. – А тебя, Беремод, не конем – копьем в брюхо обрадуют.
Все задумались. Копьем в брюхо – никому не хотелось. Стало слышно, как шагах в сорока от фургонов, между которыми проходило почтенное собрание, гепиды разделывают добытых утром степных быков. Вечером намечался пир по случаю благополучного возвращения их доблестного вождя.
Затем раздался сердитый окрик Сигисбарна, шуганувшего любопытного воина, вознамерившегося узнать, о чем совещается начальство.
Коршунов, разместившийся вместе с Агилмундом на платформе собственного фургона, оглядел «высокое общество». Всего здесь собралось человек тридцать, хотя реальными фигурами были только пятеро: Одохар, Комозик, Травстила, выполнявший по совместительству обязанности жреца, Красный и, конечно, он сам, Аласейя. Некоторым авторитетом обладали также Скулди с Агилмундом и Скуба. Остальные – так, мелкие вожди. Хотя не стоит забывать, что за этими «мелкими» в совокупности почти тысяча копий.
– Значит – что? – прервал молчание Комозик. – Спустим сарматам обиду? Аласейа драться не хочет. Понимаю. Он получил от сарматов дар. Может, и еще получит…
– Не то говоришь, рикс! – вступился за родича Агилмунд. – Знаешь ведь, за что Аласейа дар получил! Ссоры ищешь?
– Не дело это нам – ссориться! – прогудел Травстила. И посмотрел на Одохара: мол, ты что молчишь?
Но Одохар от реплики воздержался.
«Хитер, – подумал Коршунов. – В верховные вожди целит. Грамотно».
Действительно грамотно. Формально Алексей – человек Одохара. Если рикс Комозик на равных соперничает с Коршуновым, а Одохар выступит в роли арбитра, значит, Комозик – ниже Одохара.
В принципе, верховное лидерство Одохара Коршунова устраивало. Одохар – правильный мужик. И опытный. Но это – в принципе.
– И какие же обиды причинили тебе сарматы, рикс герулов? – осведомился Коршунов. – Что битва у нас была, так это не обида. Верно я говорю?
Собрание ответило одобрительным ворчанием: ясное дело, битва – не обида. Битва – нормальное развлечение храбрых воинов.
– Или, может, твоя обида в том, что пленных сарматы отпустили без выкупа? – поинтересовался Коршунов. – Может, хотелось тебе, чтобы мы в плену сарматском томились? Или чтобы в битве захваченный рикс гепидов отважных не с нами сейчас сидел, а у сарматов на цепи? Тогда скажи, рикс, почему тебе этого хочется? Мне интересно об этом узнать. И всем интересно. Особенно – нашему другу, риксу гепидов. Скажи, Красный, интересно тебе узнать, почему рикс Комозик желал бы тебя на цепи видеть, а не на свободе?
– Еще как интересно! – прорычал простодушный гепид, с недавнего времени полностью доверявший Коршунову и принимавший все им сказанное как абсолютную истину. – Еще как интересно! – И одарил Комозика недружелюбным взглядом.
– Много говоришь, Аласейа, – буркнул рикс герулов. – Много и по-пустому. Не то мне обидно, что отпустили Красного, а то, что равного нам рикса на цепи держали, словно медведя.
– Ну уж тебя-то, рикс герулов, на цепи держать бы не стали! – усмехнулся Коршунов. – Это для Красного, даже и безоружного, железную цепь сыскать пришлось. Тебе, Комозик, и обычной веревки хватило бы!
Терпение рикса герулов иссякло. Он уже начал приподниматься, набирая в грудь воздуха…
Но тут вмешался наконец Одохар.
– Не прав ты, Комозик, – веско произнес он. – Красному ты не родич. Даже и обидели бы его – не тебе за его обиды искать. И на Аласейю моего не кричи. Хочешь доблесть свою показать, ярость священную излить – с сарматами схватиться? Никто тебе не препятствует. Доблесть явить – дело славное. Вон и Скулди твой тоже доблесть готов проявить. Верно, Скулди?
26 
