очень нудно 
49 
Нет, это был не топор. А если и топор, то точно не сучья рубить. Руки-ноги – да. Головы – милое дело.
– Секир-башка… – пробормотал пораженный Алексей.
Да, это была серьезная вещь. Длинная рукоять, хищно выгнутое лезвие, уравновешенное с противоположной стороны заостренным клювом. Секира и есть.
Верзила протянул орудие убийства командиру. Показал на топор у очага, презрительно хмыкнул. Потом постучал заскорузлым пальцем по лезвию секиры и поощрительно что-то прорычал.
Командир принял оружие. Кивнул верзиле, потом оглядел все честное семейство:
– Мы это… вернем скоро.
И – из дома бочком.
Алексей тоже, улыбаясь как болванчик, за ним следом.
– Уфф! – выдохнул он, выйдя во двор.– Пошли отсюда.
Двинулись к «своей» избе. Командир впереди, с секирой на плече, Алексей рядом. Вдруг что-то заставило его оглянуться.
– Ядрен корень! Эй, командир, обернись-ка!
За ними, сохраняя почтительную дистанцию, шли владельцы секиры. Нет, не только… Вон, и из другого двора выходят.
Из избы, где они только что были, выскочил пацан, побежал к соседнему дому.
– Пошли,– сказал командир Алексею,– не обращай внимания. Делай вид, что никого кроме нас, тут нет. И вообще… соберись. Они от нас ждут чего-то.
– Есть собраться, товарищ командир,– бойко ответил Коршунов.– Будем готовиться к подвигу.
Настроение у Алексея неожиданно улучшилось.
Вернувшись, космонавты сразу за дело приниматься не стали: укрылись в избе. С нехитрым расчетом, что аборигены заскучают и разойдутся. Не тут-то было. Народу, наоборот, прибыло.
– Пошли,– сказал Геннадий решительно.– Пока все село не собралось.
Командир, напустив на себя беззаботный вид и посвистывая, направился к навесу. Местные (их уже человек двадцать собралось, не меньше) столпились за плетнем. Смотрели, переговаривались.
Рядом с навесом, укрывавшим от дождя запас топлива, имелся пень, совершенно определенно предназначенный для рубки дров.
Черепанов долго рылся в сучьях, вытащил сук покороче, на пень положил. Ухватил секиру, поднял над головой и – р-раз!..
Узкое хищное лезвие прорубило в суке щель и глубоко ушло в пень. Командир выматерился. За плетнем воцарилась тишина.
Алексей, изображая из себя беззаботного бога, пришедшего с неба, подошел развязной походочкой…
– Командир,– процедил тихо сквозь зубы,– дай я…
– Тихо, Леха, не суетись… – пробормотал командир.– Блин, легкая, стерва, совсем веса нет, никак не примериться.
– Ты сосредоточься, Гена,– озабоченно проговорил Коршунов.– Представь, что ты один.
– Не учи отца… А-ах!
Со второй попытки сук разлетелся надвое. Одна половина огрела Алексея по морде, другая, взлетев по баллистической траектории, упала на крышу избы.
В толпе за плетнем раздался несмелый смешок, потом еще один. А дальше – хохот. Местные ржали и неуважительно показывали на «богов» пальцами. На квадратном лице Черепанова румянец смущения смотрелся совсем неуместно.
Потирая оцарапанную скулу, Алексей обозрел толпу. Потом – мрачного командира… Осклабился во весь рот и отобрал у Геннадия «инструмент». Изобразил знаками, для публики: вот у нас Каумантиир какой шутник. Побаловаться решил, как ловко товарища по морде съездил. Трюкач.
Вытащив из-под навеса подходящий сук, Коршунов помахал им в воздухе, уложил на пенек и – бац-бац-бац – «разобрал» его на аккуратные отрезки.
Сообразительный Черепанов тут же подсунул новый сук. Местные перестали ржать: заинтересовались.
Минут через десять у колоды уже набралась приличная куча.
– Что, хорош? – спросил Алексей.
– Угу. Представление окончено.
– Почти… – пробормотал Алексей, покосился на командира, шагнул в сторону и вдруг завертел секирой со скоростью вентилятора. Это оказалось на удивление легко: баланс у орудия убийства был – что надо. Алексей поизгалялся минуту-две, так и эдак раскручивая боевой топор, перебрасывая его из руки в руку – под вполне одобрительные возгласы аборигенов, потом лихо запулил орудие в стойку навеса. Попал. Стойка жалобно крякнула, навес содрогнулся, но устоял.
Алексей глянул на командира. Тот кивнул. Тоже вполне одобрительно.
И тут некто долговязый перескочил через плетень. Сигисбарн. Вразвалочку подошел к секире, выдернул, жизнерадостно оскалился, сверкнул светлыми наглыми глазами.
49 
