43 
Затем, как будто спохватившись, что оказалась нескромной, она быстро проговорила:
– К сожалению, Фавиан быстро пресыщается и всегда ищет кого-либо нового, кто способен забавлять и развлекать его.
Она произнесла это с легкостью, но Гермия подумала, что такого поведения маркиза ей и следовало ожидать.
Тем не менее, если маркиза в данный момент никто не забавляет, это неплохо для Мэрилин.
Мэрилин зашла к ним, чтобы увидеться с маркизом, за день до его отъезда из дома викария, и Гермия сразу "же, как только Мэрилин переступила их порог, увидела, насколько недовольна ее кузина.
Она выглядела очень привлекательной в платье из узорчатого муслина, скроенном по самой последней моде, и в шляпке, украшенной розами, с загнутыми вверх краями, и отделанной кружен вами.
Она приветствовала Гермию недвусмысленно ледяным тоном.
Гермия открыла дверь гостиной, где маркиз, уже одевшись и спустившись вниз, отдыхал в кресле у окна.
Мэрилин пронеслась мимо нее с презрительным видом, сказавшем Гермии яснее любых слов, что она думает о доме викария. А также как она сочувствует любому, особенно Маркизу, который был вынужден оставаться в таком убогом и неудобном жилище.
Гермия закрыла за нею дверь и побежала наверх в свою комнату.
Она гадала, воспользуется ли маркиз этой возможностью, чтобы сделать предложение Мэрилин, или, может, просто даст понять ей, что приедет к ним вновь, когда будет чувствовать себя лучше.
Мэрилин беседовала с ним довольно долго, и Гермия не видела, когда она ушла. Однако на следующий день, когда маркиз уезжал, она поняла – по тому, как он прощался с ее родителями, – что он намеревался приехать к ним и в будущем.
Это несомненно означало, что он хотел жениться на Мэрилин.
– Более приятного, более щедрого джентльмена я не знала никогда! – уверенно сказала няня после отъезда маркиза.
Гермия знала, что она получила такую сумму денег за службу ему, от которой просто онемела.
Она узнала также от няни, что в их погребе осталось огромное количество вина, которое привезли не из усадьбы, а из дома маркиза.
Вино привез его секретарь, когда приезжал, чтобы получить инструкции относительно поездки Гермии в Лондон.
– Очень великодушно со стороны маркиза подумать об этом, – сказала она няне.
– Очень великодушно, – согласилась няня, – но не стоит говорить об этом вашему отцу. Пусть он думает, что это вино осталось неиспользованным его светлостью. Тот, кто молчит, когда его не спрашивают, еще не говорит не правду!
В дни, оставшиеся до ее поездки в Лондон, Гермия догадалась, что маркиз сделал еще кое-какие распоряжения, поскольку их стол оставался таким же превосходным, как и во время пребывания у них маркиза.
Она подумала, что здесь не обошлось без интриги со стороны няни и Хиксона.
Но видя, насколько лучше стал выглядеть ее отец и как уменьшилось количество морщин обеспокоенности на лице ее матушки, она последовала совету няни и не сказала ничего. Теперь, когда Гермия приближалась к двери кабинета, в ее глазах появилось выражение, которое каждому, знавшему ее хорошо, сказало бы, что она ощущает нервозность и беспокойство.
Она открыла дверь и увидела, что маркиз пишет что-то, сидя за столом.
– Можно мне… отвлечь вас на минуту? Или вы… слишком заняты? – спросила она.
В ее голосе ощущалась слабая дрожь, которая не осталась незаметной для него. Он положил перо и поднялся из-за стола со словами:
– Доброе утро, Гермия! Я должен поздравить вас с прекрасным платьем, которое сейчас на вас!
– Я хотела… спросить, как вы чувствуете себя, – ответила Гермия, – и убедиться, что вы не перегружаетесь.
– Если вы будете хлопотать надо мной так же, как Хиксон, я думаю, мне лучше упаковать чемоданы и покинуть Англию!
– Мы же не можем… не беспокоиться… о вас! – ответила Гермия.
Маркиз прошел через комнату и встал спиной к камину, который не топился летом и потому был заполнен цветами.
Гермия все смотрела на него, пока он не сказал:
– Я вижу, что вы расстроены чем-то. Может быть, вы сядете и расскажете мне об этом?
Гермия села на край стула, сложив руки. Она смотрела не на маркиза, а на цветы позади него.
Переждав момент, он многозначительно сказал:
– Я жду!
– Я… я не знаю, как… выразить то, что я… хочу сказать… словами, – сказала, запинаясь, Гермия.
Наступила небольшая пауза, прежде чем маркиз произнес:
43 
