очень нудно 
78 
Золотистые глаза, высокая грудь, тоненькая талия и округлые бедра ждали его собственной горячей плоти. Он думал о женщине, которую любил и которую утром собирался покинуть.
Боль вновь пронзила его, когда он трезво оценил слово «любовь»: он навсегда оставит свою любовь в далеком шахтерском городе. Он оставит ее в руках такого человека, как Чейз Камерон.
Рен ворвался в нее, как безумный, с каждым толчком он заявлял на нее права, он хотел показать, что она принадлежит только ему. Наши желания не всегда совпадают с нашими возможностями. Он хотел, чтобы она принадлежала ему вечно. Крепко сжимая Илейн, он дал волю растущей в нем мучительной боли, позволил бушевавшей в нем неистовой страсти унести себя в глубины беспамятства.
Илейн чувствовала, как нараставшая горячая волна, сладкая боль достигла апогея. Рен никогда еще не любил ее так, никогда не наполнял такой безрассудной несдержанностью, таким неудержимым желанием. Ее закружил вихрь ощущений. Она чувствовала, как ею обладают, контролируют, ее вожделеют и любят одновременно. Все тело горело, болело, изгибалось, пульсировало и рвалось вперед. Она напрягалась, сгорала от всеобъемлющего пламени. Она выкрикнула его имя, падая в мерцающие глубины страсти, и услышала, как Рен шепчет ее имя, следуя за ней.
Буря безумного наслаждения уступила место тишине и покою. Илейн позволила Рену прижимать ее к себе, обнимать, защищая кольцом рук. Он не успокаивал ее. Нечего было говорить. Она молилась, чтоб он не уехал: она не сможет остаться без него в пустоте ночи. Завтра наступит очень скоро. Завтра с первыми лучами солнца, она скажет «до свидания».
Илейн запустила пальцы в его пышные черные волосы и наклонила его голову к себе, встречая поцелуй. Она закует свое сердце на эту ночь, она не оставит ни капли его невесте. Эта ночь принадлежит только ей и ему. Этой ночью она будет жить, любить и молиться, чтобы утро никогда не наступило. Она не знала, во что это обойдется ее сердцу, не знала, кто будет победителем. Но почувствовав его нежные ласки, мягкие губы, поняла, что не она.
— Пора, милая леди.
Эти тихие слова оказались ножом в сердце.
— Так скоро? — голос был пустым и безразличным, как и ее душа.
— Чем дольше я здесь пробуду, тем труднее будет нам обоим.
Она кивнула.
— Я знаю. — Илейн повернулась к нему спиной.
В гостиной они умылись. Илейн надела простенькое светло-лиловое батистовое платье с глубоким круглым вырезом. Ее волосы свободно падали почти до талии. Она слышала приближавшиеся тихие шаги по вязанному коленкоровому коврику, но у нее не было сил посмотреть Рену в глаза.
— Всякий раз глядя на лаванду, я буду думать о тебе, — сказал Рен хриплым голосом.
Она почувствовала на плечах его длинные крепкие пальцы, потом он поднял ее волосы и поцеловал в затылок.
— Пожалуйста, — взмолилась Илейн, уже теряя самообладание.
— Позволь оставить тебе денег. Ты отдашь мне, когда…
— Нет, Рен, ты знаешь, что я хочу не этого.
— Прошлой ночью… твое платье. Позволь мне, по крайней мере…
— Платье можно зашить, Рен, пожалуйста, не говори ничего.
— Но как я оставлю тебя здесь, Лейни? Ты знаешь, чего мне стоит думать, что ты в этом городе, в одиночестве…
— Я здесь не одна, — прошептала она. — У меня есть здесь друзья.
Его пальцы впились в ее плечо.
— Друзья вроде Чейза Камерона?
Илейн сжалась и отодвинулась, наконец, поворачиваясь к нему лицом. Ей нужна была злость, чтоб сохранить благоразумие.
— Да, друзья вроде Чейза. Он всегда был добр ко мне и никогда не обращался со мной, как со шлюхой.
Эта фраза прозвучала, как пощечина. Рен взял висевшую на вешалке у двери черную шляпу, пригладил непослушные волосы и надел шляпу так низко, что поля закрывали глаза. Может, к лучшему, что он оставляет ее вот такую, с горящими злостью золотистыми глазами и гордой осанкой. Если бы она посмотрела на него с любовью и попросила остаться, он бы остался. Он бы остался, хотя позже и ненавидел бы себя за это, презирал бы себя за невыполненное обещание.
— До свидания, Илейн. — Открыв дверь, он позволил себе роскошь — он один-единственный раз оглянулся. Илейн стояла посреди комнаты почти как королева, высоко подняв голову. Несколько густых локонов падало на плечи. Ее золотисто-карие глаза были сухими, в них не было и намека на грусть. Ее грудь взволнованно подымалась, но она сдержала себя, она умела владеть собой. Рен чувствовал, что быстро теряет самообладание. Открывая тяжелую дверь, он заметил, как трясутся руки. Он почувствовал свежий утренний воздух, и теплые лучи солнца коснулись его щек. Но они не растопили ни сковавшую его грудь тоску, ни застрявший в горле ком.
78 
