49 
Она попросила монахиню дать ей ту самую бриллиантовую звезду, думая, что герцогу это понравится. Лина узнала, что звезду привезли сюда из дома графини вместе со всеми ее вещами.
– Там были кое-какие драгоценности, мадам, – сказала ей монахиня, – и я убрала их в ящик вашего столика. Не беспокойтесь, все будет цело.
Лина сперва подумала, что речь идет о матушкиных драгоценностях, которые она привезла из Англии, но потом вспомнила про звезду, подаренную ей перед балом.
Монахиня приколола звезду на шаль, и когда герцог вошел, его взгляд прежде всего устремился на нее.
Он взял Лину за руку.
– Вот я и дотянулся до моей звездочки! – с нежностью сказал он. Пальцы Лины дрогнули.
– Только если вы… ты этого хочешь…
– Хочу! Теперь ты моя, моя навеки! Он посмотрел на нее и добавил:
– Ты знаешь, сегодня утром, когда я увидел тебя, я подумал, что женщина не может быть прекраснее, и все же сейчас ты еще прекрасней, чем утром. И что же ты такого сделала, что я чувствую себя так?
– Как… «так»?
Ей было трудно говорить, ибо в тот миг, как герцог вошел в комнату, ее вновь захлестнули эти непривычные, неведомые ей прежде чувства.
Она смотрела на него во все глаза и ощущала, как все ее существо стремится к нему. Не может быть, чтобы он не чувствовал, как она его обожает!
Герцог, как и утром, присел на край кровати и принялся целовать ее пальцы, один за другим, пока его губы не коснулись ее ладони.
Она вздрогнула, ощутив его жадный, настойчивый поцелуй. Герцог тихо рассмеялся и наклонился, чтобы поцеловать ее в губы.
Они были так близки друг другу, что не нуждались в словах и объяснениях.
Они были единым целым, и даже таинство брака не могло сделать их ближе.
– Я… я люблю тебя!
– Я тоже, – ответил герцог. – С того самого утра, как я впервые увидел тебя, я благодарю Бога, что он даровал мне эту встречу.
– Я тоже… – прошептала Лина.
– Конечно! – улыбнулся герцог. – Я это знал!
Он немного отодвинулся, но по-прежнему держал ее руку в своей.
– Я хочу тебе сказать, дорогая… это очень трудно объяснить, но я всегда бессознательно искал именно тебя, только каждый раз разочаровывался.
Видимо, этим только и можно объяснить мое легкомысленное поведение…
Лина поняла, что он говорит о тех женщинах, с которыми имел связь. Они привлекали его, но он всякий раз быстро уставал от них и бросал, как бросил Дэйзи, Эви, Китти…
– Не надо, я понимаю…
– Я знаю, что ты все понимаешь, – сказал герцог, – но могут найтись люди, которые захотят задеть тебя, говоря о моей дурной репутации, о том, что у меня были другие женщины… Я хочу, чтобы ты твердо знала, что к тебе я испытываю иные чувства, настолько иные, что лишь ты способна понять, как велика эта разница.
– Я… я понимаю…
– Мое любовное плавание было долгим, очень долгим, – продолжал он. – Я уже начал думать, что оно никогда не кончится. Но теперь я у цели. Я нашел Шангри-Ла, эту волшебную страну, которую ищут все люди, и получил великий дар, которого я не заслуживаю, – твою любовь.
Лина застонала от счастья.
– Неужели ты говоришь это мне?
– Говорю и буду говорить!
– Мне нужно сказать тебе одну вещь… очень важную…
– Я готов тебя выслушать. Но сперва я тебя поцелую!
Лина отняла у него свою руку и уперлась ему в грудь, чтобы удержать его.
– Нет, подожди, – сказала она. – Сегодня утром, когда ты поцеловал меня, я уже не могла думать ни о чем, кроме любви. Сперва выслушай.
– Что может быть более интересного и важного, чем поцеловать тебя? – удивился герцог. – Впрочем, если тебе так хочется, изволь, я слушаю. Только говори побыстрее, а не то я умру от нетерпения. Ты так прекрасна, что слова, право же, излишни!
– То, что я скажу, не будет лишним, – настаивала Лина.
– Так я слушаю!
Но взгляд его был устремлен на ее губы. Герцог был так близко, что Лине было нелегко собраться с мыслями.
– Китти, наверно, сказала тебе, – начала она наконец, – что я только что приехала из провинции и хотела наняться к ней камеристкой, потому что ей была нужна камеристка, которая говорит по-французски, и что я никогда раньше не была камеристкой…
По выражению лица герцога было ясно, что он начисто забыл, что именно говорила ему Китти, и сейчас он думает не о Китти, а о ней, Лине.
– Да, – согласился он наконец. – Она, помнится, говорила что-то в этом роде… Впрочем, я не очень интересовался твоим прошлым.
49 
