154 
Несколько ошалевшие от почти трехчасового пребывания посторонних людей в нашем доме, мы с Фридрихом наскоро перекусили. Причем Фридриху пришлось даже шлепнуть пару рюмок коньяку, чтобы немножко придти в себя и оклематься от свалившихся на него новостей. А потом, совершенно обессиленные, мы завалились в гостиной у елки немного передохнуть перед началом приведения себя в порядок и приходом гостей. Фридрих - на свой диван, я - в свое кресло.
Задремать не удалось ни мне, ни Фридриху. Слишком велико было нервное напряжение. Поэтому уже через час Фридрих встал с дивана и сказал:
- Кыся! Я оставляю тебя встречать и занимать гостей, а сам пойду приму ванну и переоденусь. В конце концов, Рождество - есть Рождество, и никто не имеет права нам его испортить!
- Только, пожалуйста, возьми с собой телефон, - сказал я ему. - Мало ли что...
Я знал, что у Франца Мозера есть свои ключи от калитки, но если позвонит Гельмут Хартманн, а он, по моим расчетам, обязательно позвонит часам к шести, то пусть он лучше разговаривает с Фридрихом. Потому, что эта "швайне хунд" в Человеческом образе, все равно меня не поймет...
По-моему, немцы придумали грандиозное ругательство - "швайне хунд". То есть, "Свинячья Собака"... Абсолютно алогичное, нелепое, но для нас, Котов, - очень даже выразительное! Впрочем, я уже раньше говорил об этом - когда меня поймали с форелью жулики Шредер и Манфреди в Английском парке осенью.
Не вставая из кресла, я разглядывал свой "собственный документ", изготовленный старым русским жуликом, осчастливившим разными сроками своего присутствия почти все тюрьмы Европы.
Теперь этот документ, повествующий об "исторической" любви "моих" предков - Кошки шведского короля Карла и Боевого (???) Кота Государя всея Руси Петра Великого, был заключен под стекло, в очень дорогую старинную рамочку красного дерева, окаймленную настоящим чеканным серебром.
Замечательная по своей наивности и наглости, моя "родовая грамота" стояла на самом видном месте нашей огромной гостиной - на камине темнокрасного мрамора, рядом с разными небольшими семейными реликвиями семьи фон Тифенбах.
Но стояла она там, как шутка. Как веселое напоминание о нашем первом дне знакомства. И мне это ужасно нравилось! Да, и всем, кто к нам приходил - тоже. Даже сегодняшней полиции...
Однако, сейчас я смотрел на эту дурацкую "грамоту", почти не видя ее. Мне нужно было на чем-то остановить свой взгляд, и на глаза случайно попалась эта рамочка красного дерева в серебре.
А в голове у меня все время проворачивалась МОЯ КОМБИНАЦИЯ сегодняшнего вечера. Которую я противопоставил всей криминальной полиции Мюнхена. Только бы не сорвалось... Только бы не разрушилось!..
Я просчитывал десятки вариантов, понимая, что срыв может произойти в любом из звеньев - может быть, испугается Мозер; или перетрусит Гельмут; или кто-то из них случайно обнаружит "Матрешку" под сиденьем серебристого "Мерседеса"; или - что самое страшное, - Моника неожиданно согласится подождать, пока Франц и Гельмут "починят" их автомобиль, и поедет к отцу вместе с Гельмутом. А там еще и Дженни...
Голова у меня шла кругом, и я молился всем нашим Котово-Кошачьим Богам, чтобы все шло так, как придумал Я, как это и должно было бы идти, если подходить ко всему этому с мерками СПРАВЕДЛИВОСТИ.
Очнулся я только тогда, когда случайно заметил в окне идущих уже по саду Таню Кох, Фолькмара фон Дейна и Франца Мозера. Сначала я подумал, что прослушал звонок в дверь, а потом вспомнил, что у Мозера есть свои ключи от калитки и гаража. Наверное, все трое одновременно подъехали к нашему дому и звонка попросту не было.
А тут, кстати, в гостиную спустился и Фридрих. Но в каком виде?!
В смокинге (это мне когда-то Шура Плоткин объяснял), в белой "бабочке", с маленьким ярким живым цветочком на черном шелковом лацкане, и в очень строгих черных, почти без блеска, туфлях.
- Какой ты красивый, Фридрих! - восхитился я и увидел, что Фридрих очень обрадовался моему впечатлению.
- Тебе, действительно, нравится? - смущенно спросил он, словно надел смокинг впервые в жизни.
- Очень! - с удовольствием сказал я. - Ну, просто - отпад!!!
- Что? - не понял Фридрих, - Как ты сказал?.. На мое счастье, раздался звонок в дверь, и мне не пришлось объяснять Фридриху значение слова "отпад". Для меня всегда это почти непосильная задача - растолковывать ему то или иное наше выраженьице и переводить его на удобоваримый язык. Поэтому последнее время при Фридрихе я опасаюсь пользоваться нашим уличным жаргоном. Это я только сейчас, на нервной почве, ухо завалил...
154 
