Глава 1

Перекусив в кафетерии, мы с Ириной неторопливо возвращались на работу. До конца обеда было еще далеко, и мы беззаботно рассматривали витрины бутиков, радостно отмечая ляпы разного рода. Больше всего нам понравилась рекламка «овчины от производителя». Это от баранов, что ли? И во сколько бедняжки оценивают свои шубейки? Эта забавная надпись красовалась на солидном магазине «Элитные меха», занимавшем весь первый этаж длинной многоэтажки. Ирина, приметив еще кое-что интересное, замедлила шаг и остановилась около большой, метра три высотой, фотографии, выставленной в верхней части огромной зеркальной витрины.

— Смотри, какая прелесть!

Она с улыбкой рассматривала сине-зеленую шубку на полуголой красавице, возлежавшей на древнем, покрытом мхом валуне. Я согласно покивала. Шубейка из неизвестного науке зверя, необычайного фасона — с глубоким вырезом и зауженным низом — подошла только русалке.

Ирина с детской непосредственностью удивленно заметила:

— И кому такие шубы нужны? В ней же ходить невозможно!

Я снисходительно взглянула на доверчивую подружку. Всему-то она верит!

— Да в них никто и не ходит. Это просто рекламный трюк. И сшита она в единственном экземпляре из искусственного меха. А возможно, и не сшита, а смоделирована на компьютере. Ты же сама работаешь на компе и знаешь, на что способна эта машинка. На ней все, что хочешь, сварганить можно…

Иринка отошла к краю тротуара и прищурилась, издали оценивая фотографию.

— Да, вполне возможно…

Пока она пыталась выяснить, имитация перед ней или нет, я разглядывала наши отражения в нижней части витрины. Ну просто Дон Кихот и Санчо Панса или Пат и Паташон. Правда, разница в росте у нас не так велика — мои метр семьдесят с каблуками против ее метра пятидесяти пяти без каблуков. Я не сказать чтобы худая, но и толстой меня никто не назовет, и Иринка, похожая на мяконькую ласковую подушечку. По масти мы тоже резко различались — в Иринке ярко взыграла далекая кровь, потому что при довольно бесцветных родителях она удалась смуглой, кареглазой и черноволосой. Иринка часто то ли в шутку, то ли всерьез говорила, что ее подменили в роддоме. В это вполне можно было поверить, если бы в их семье не сохранилась фотография прабабки, такой же южной красавицы. Мать Ирины, читающая слишком много псевдооккультной литературы, уверяла нас, что это реинкарнация.

Не знаю, насколько душа красотки с семейного фото воплотилась в Иринке, но ее темперамент горячим назвать было никак нельзя. Я нигде больше не встречала такого осмотрительного и основательного человечка. Она и замуж не вышла по этой причине — все боялась, что ее обманут или она недостаточно хороша для избранника. Хотя я считаю, что жена из нее получилась бы идеальная. Ну, при условии, что ее муж тоже будет таким же уравновешенным и осмотрительным.

Я с отвращением показала язык высившейся в зеркальном стекле тете. На фоне Иринки я выглядела блеклой и малоинтересной. Единственное мое достоинство — синие, почти фиалковые глаза — я никак не подчеркивала. А зачем? Мужчины же не красятся, чтобы привлечь женщин, вот и я не хочу завлекать мужчин всякими ухищрениями. Волосы у меня хорошие, но обычного рыжевато-каштанового цвета. Летом на солнце они смотрятся неплохо, но поздней осенью под низко надвинутой на глаза шапкой их и не видно. Кожа у меня, правда, прозрачная и нежная, как у большинства шатенок, но уж больно бледная. Кажется, что я недавно встала с больничной койки. Да и краснею я как помидор из-за каждой ерунды.

Но мне грех жаловаться — многие мужчины признавали, что я весьма привлекательна. Особенно когда улыбаюсь. Один из знакомых даже заявлял, что у меня сияющая улыбка. Что он хотел этим сказать, не знаю, может, просто намекнул, что я зубы хорошо чищу?

И я немедля широко оскалилась, желая найти этому подтверждение. Проходивший мимо мужчина с опаской на меня посмотрел, заставив принять вид чопорной и важной дамы. Но едва он отошел, как я фыркнула и рассмеялась. Так уж случилось, мой главный, но не единственный недостаток — смешливость. Вот уж с чем я ничего поделать не могу. Хихикаю вовремя и не вовремя. Многие на меня сильно обижаются, хотя смеюсь я вовсе не над ними. Над обстоятельствами, над собой, над смешными поступками или просто ни над чем. Поскольку спорить с собственным характером и переделывать себя бесполезно, а обижать людей не хочется, я донельзя сузила круг подруг и знакомых. В этом деле я исхожу из ленинского принципа — лучше меньше, да лучше. Зато вокруг меня люди, вполне меня понимающие.

  1