53 
— А я недостаточно ее подсластил?
— Я никак не могу вам объяснить, — отчаянно защищалась Флер. — Думаю, сэр Норман, нам лучше оставить эту тему. Давайте забудем об этом… об этом… предложении. Мне нравится ухаживать за вашей матерью, мне приятно здесь находиться, но я не смогу остаться, если между нами все будет не так, как прежде, если мы не сотрем из памяти этот разговор.
— Это невозможно, и вам это так же хорошо известно, как и мне. Что сказано, то сказано. Но у вас нет причин чувствовать смущение или неловкость. Мое предложение остается в силе. Я уже просил вас обдумать его. Пожалуйста, не давайте мне ответа сейчас — я предпочитаю подождать.
Больше сказать было нечего; Флер чувствовала это, но в то же время не могла на этом остановиться. Она забыла свою робость и смущение в чисто женском порыве любопытства.
— Одно я хотела бы знать, — сказала она. — Говоря мне о всех выгодах положения вашей жены, вы не назвали мне подлинную причину вашего предложения. Зачем вам жена? Потому, что вы одиноки, или потому, что вам нужен наследник?
Странное выражение промелькнуло у него на лице. Она не могла понять, что оно значит. Затем вялым ровным тоном он ответил:
— Я бы хотел, чтобы мой ребенок продолжал мое дело и унаследовал этот дом, но я готов ждать.
У Флер было такое чувство, будто он хотел сказать что-то еще. Сейчас, когда они стояли друг против друга, ей показалось, что он тоже испытывает робость. И снова она не смогла удержаться от вопроса:
— Кто же унаследует Прайори после вашей смерти, если у вас не будет детей?
Он сделал какой-то неопределенный жест — то ли нетерпения, то ли равнодушия.
— Прайори принадлежит мне, и я могу оставить его кому захочу.
— Оно должно достаться кому-то из Эшвинов.
— Почему?
По его виду она поняла, что вызвала у него раздражение.
— Потому что Эшвины всегда жили здесь. Я читала историю этой семьи. Здесь каждый камень пропитан их кровью, все здание, мебель, картины — часть их наследия.
— Но теперь это все мое. — Норман Митчэм почти выкрикнул эти слова. — Это мое, и я могу распоряжаться всем, как хочу.
Он прошелся по комнате и остановился перед картиной, висевшей над камином. Это был портрет лорда Грэнтона. графа в пятом поколении, с женой и детьми на фоне Прайори.
— Я помню, как впервые увидел этот дом, — сказал сэр Норман, не сводя глаз с портрета. — Я занимался браконьерством с двумя другими оборвышами, пытаясь поймать на ужин кролика или фазана. Дело было вечером, мы вышли из рощи к северу от въезда в усадьбу и увидели перед собой Прайори.
Он замолчал. Молчание длилось долго.
— Да? И что же? — напомнила ему Флер.
— Мне кажется, с того самого момента я и решил завладеть им, — продолжил сэр Норман. Он повернулся к ней. — Вы сейчас сказали, что в моей жизни что-то не так. Я не знаю, что. вы имели в виду. Правда, я потерял жену. Мы не подходили друг другу; глупо было думать, что из нашего союза могло что-нибудь получиться. Но я приобрел определенное положение, во всяком случае в деловом мире, и у меня есть Прайори. Вы по-прежнему считаете, что что-то не так?
— Вы не похожи на счастливого человека. Вы счастливы? Вы можете по всей совести сказать, что обрели счастье?
— Что такое счастье? — спросил сэр Норман. — Если это значит честно работать, сознавая, что ты делаешь все, что можешь, — значит, я счастлив. Если это значит осуществить свое желание, опять-таки я счастлив.
Сэр Норман говорил с вызовом в голосе, и Флер понимала, что он пытается убедить ее против собственного внутреннего сознания, что она права.
— Но вы одиноки, — сказала она. — Вы, должно быть, очень одиноки.
— Если вы так думаете, почему бы вам не осчастливить меня, приняв мое предложение?
— Вы уклоняетесь от ответа, — возразила Флер. Впервые она чувствовала себя с ним совершенно свободно, естественно, непринужденно. — Вы одиноки, и вы это знаете. Что за жизнь вы ведете? Весь день работаете, а вернувшись домой, сидите вечерами один. О чем вы тогда думаете? Читаете или обдумываете дела на заводе?
Он немного поколебался. Флер чувствовала, что он сомневается, сказать ли ей правду. Потом с улыбкой, в которой она интуитивно ощутила проявление крайней застенчивости, сказал:
— Буду с вами откровенен. Я занимаюсь самообразованием. Понимаете, у меня никогда не было времени учиться, и вот теперь по вечерам я читаю. Иногда, должен признаться, я засыпаю над своими уроками.
53 
