7 
Флер часто улыбалась, вспоминая, как по распоряжению графини в замок явился мэр. Как ни кичилась Франция демократизмом, в сельских уголках по-прежнему сохраняли свое влияние аристократы, занимая место на верхушке общественной пирамиды.
Графиня потребовала, чтобы он предстал перед ней, и этот маленький человечек, бакалейщик по роду занятий, с опаской переступил порог салона, где ожидала его мадам.
Флер видела, что у него на лбу выступил пот и, слушая мадам, он беспрестанно мял и вертел в руках свою шляпу.
— Господин мэр, варвары вновь вторглись в наше любимое отечество. Они снова попирают нашу землю, и кровь наших соотечественников вопиет о мести. Вы согласны, господин мэр?
— Да, мадам. Но пусть мадам простит меня, если я осмелюсь просить, чтобы она не говорила о таких вещах столь громко.
Графиня улыбнулась.
— Я стара, господин мэр, а умереть можно только однажды. Мой сын уже отдал свою жизнь за Францию, я была бы горда отдать свою во имя той же благородной цели.
— Я восхищен мужеством мадам.
Но Флер чувствовала, что думал он при этом о себе, о своей толстухе жене, которой, как говорили, он постоянно изменял, о своих шестерых детях, старший из которых был в плену в Германии.
— Мы понимаем друг друга, — продолжала графиня. — Мне нет нужды говорить больше. Однако, заговорив о политике, я забыла представить вас моей невестке: господин мэр — мадам Люсьен де Сарду.
На какое-то мгновение человечек удивился, но со свойственной его нации сообразительностью тут же все понял.
— Enchantd , мадам, позвольте мне приветствовать вас, — пробормотал он и замер в ожидании, понимая теперь, что от него требуется.
— С моей невесткой, — продолжала графиня, — произошел несчастный случай. Прошлой ночью в замке возник небольшой пожар. Ничего страшного, мы потушили его сами, но, к величайшему сожалению, carte d'identite мадам Люсьен де Сарду сгорел. Ничего не осталось, никто не подумал о том, чтобы записать номера.
— Я понял, мадам. Их можно заменить.
— Благодарю вас, господин мэр, это очень любезно с вашей стороны.
Графиня протянула руку, мэр склонился над ней. Аудиенция была закончена.
На следующее утро на велосипеде приехал второй сын мэра Фабиан. Он вручил Флер ее удостоверение личности с новой фамилией. Дата выдачи была немного смазана.
Только теперь до Флер дошло, какие ловушки расставила ей эта казавшаяся такой простой подделка. Больше всего она сожалела о том, что графиня все-таки заставила ее сжечь британский паспорт.
«Это опасно», — настаивала старая женщина, и, несмотря на все возражения Флер, пламя, на этот раз подлинное, с жадностью поглотило голубую обложку и страницу с подписью министра иностранных дел.
Как же права оказалась графиня! На следующий день пришли немцы. Графиня с Флер были в саду, откуда их вызвала Мари. На обычно невозмутимом лице служанки отражался страх.
— Мадам! Nom de Dieu! Простите, мадам, но в доме немцы.
Мари тяжело дышала, чепчик с оборками съехал на сторону, обнажив седину.
— Немцы?
— Да, мадам, они хотят говорить с вами.
— Благодарю, Мари. Держи себя в руках.
— Да, мадам.
— У тебя чепчик сбился, Мари.
— Простите, мадам.
Немцы обыскали замок. В поисках французских солдат они облазили каждый уголок, забрали свиней, цыплят и окорок, висевший на кухне. Они вылили бензин из бака стоявшей в гараже машины и сказали, что пришлют позже и за самой машиной.
Через несколько дней они вернулись и без всяких объяснений увели Луи, садовника.
Сначала никто не знал, находятся ли замок и деревня на оккупированной территории или нет. Обитатели замка не говорили об этом, но Флер догадывалась, о чем молилась графиня в маленькой часовне, убранной знаменами, взятыми в боях членами семьи де Сарду.
Наконец они узнали, что граница установлена и их замок оказался в двадцати милях от нее, в пределах оккупированной территории.
Флер резко поднялась и подошла к окну. Сад дышал покоем и тишиной.
Странно было думать, что по всей Европе царит террор, людей расстреливают или бросают в концентрационные лагеря, где их избивают до потери сознания или пытают, пока они не умрут или не потеряют рассудок.
Повсюду были страдания и страх, паника и скорбь, лишения и пытки.
«О боже, я боюсь!» — подумала Флер.
И в тот же миг она почувствовала, что так или иначе, тем или иным способом, но она должна бежать и ей это удастся.
7 
