Глава 28

Только женщина с каменным сердцем выдержала бы осаду, которую вел Лео на протяжении всей следующей недели. Он называл это ухаживанием, но в действительности следовало бы подобрать иное слово: Кэтрин пришлось призвать на помощь всю свою волю, чтобы противостоять его неотразимым чарам.

Лео то вовлекал ее в бессмысленный увлекательный спор, то во всем соглашался, был милым и покладистым. Он шептал ей на ухо изысканные комплименты и стихи, учил ее французским непристойностям и смешил в самые неподходящие моменты. Вдобавок он ни разу не попытался соблазнить Кэтрин или хотя бы поцеловать. Поначалу эта новая тактика ее забавляла, потом начала раздражать и, наконец, заставила терзаться в догадках. Кэтрин все чаще заглядывалась на красиво очерченный рот Лео, вспоминая его поцелуи, мечтая о них.

Когда в конце недели молодые люди отправились на музыкальный вечер в особняк на Аппер- Брук-стрит и хозяйка дома повела группу гостей осматривать дом, Лео потянул Кэтрин в сторону. Проследовав за ним в укромный уголок, за стройный ряд папоротников в горшках, Кэтрин страстно прильнула к Лео. Но вместо того чтобы поцеловать ее, он притянул девушку к себе и обнял. Он держал ее в объятиях, рука его медленно гладила ее по спине, а губы что-то нежно шептали, прижимаясь к белокурым локонам в ее высокой прическе, шептали слишком тихо, чтобы Кэтрин могла разобрать слова.

Больше всего Кэтрин нравилось гулять по саду отеля «Ратледж», где солнечные лучи играли в ветвях деревьев и кустов, а холодный легкий ветерок напоминал о приближении осени. Кэт и Лео вели долгие беседы, временами касаясь весьма деликатных тем. Они задавали осторожные вопросы и долго подыскивали ответы. И все же, казалось, оба они стремятся к одной цели, пытаются достичь единства, ощутить внутреннюю связь, неведомую прежде им обоим.

Иногда Лео отстранялся и с молчаливым вниманием разглядывал Кэтрин — так смотрят в музее на произведения искусства, стараясь оценить правдивость изображения. Откровенное внимание Лео к Кэтрин будоражило ей душу. Ему невозможно было сопротивляться. Вдобавок Лео оказался превосходным собеседником. Он рассказывал забавные истории о своих детских шалостях и обидах, о годах взросления в семействе Хатауэев, о времени, проведенном в Париже и Провансе. Кэтрин внимательно слушала, собирая подробности, будто цветные лоскутки пестрого одеяла. Теперь она лучше понимала Лео, пожалуй, самого сложного из всех мужчин, которые ей когда-либо встречались.

Этот бессердечный ветрогон способен был на глубокое сочувствие и жалость. Он великолепно владел речью, его голос мог источать мед или беспощадно разить, как скальпель хирурга. Иногда, когда это бывало ему выгодно, Лео прикидывался пресыщенным аристократом, ловко скрывая блестящий острый ум. Но временами ему случалось забыть об осторожности, и тогда Кэтрин видела перед собой милого, вежливого мальчика, которым Лео был когда-то, до того как жизненный опыт огрубил и ожесточил его.

— В некоторых отношениях Лео очень похож на нашего отца, — призналась как-то Поппи в доверительной беседе с Кэтрин. — Папа любил поговорить. Он был серьезным человеком, настоящим интеллектуалом, но не без причуд. — Поппи улыбнулась своим воспоминаниям. — Мама всегда повторяла, что могла бы выбрать себе в мужья мужчину красивее и богаче, но все они уступали бы нашему отцу в умении вести беседу. А мама твердо знала: она не из тех женщин, кто станет довольствоваться жизнью с недоумком.

Кэтрин хорошо понимала миссис Хатауэй.

— А лорду Рамзи передались какие-то черты матери?

— О да. Мама обладала тонким художественным вкусом и поощряла занятия сына архитектурой. — Поппи задумчиво помолчала. — Едва ли ее обрадовало бы, что Лео унаследовал титул. Она не больно-то жаловала аристократию. И уж конечно, мама не одобрила бы поведения Лео в последние годы, хотя и была бы счастлива, что ее сын вернулся в конце концов на праведный путь.

— А от кого ему досталась насмешливость? От матери или от отца?

— О, это его собственное приобретение, — криво улыбнулась Поппи.

Почти каждый день Лео приносил Кэтрин какой-нибудь маленький подарок: книгу, коробку конфет, ажурный воротничок из брюссельского кружева с изящным цветочным орнаментом.

— Это самые прелестные кружева из всех, что я видела, — с сожалением призналась Кэтрин, бережно положив на столик изысканный дар. — Но, милорд, боюсь…

  100