Он прижал свои губы к ее губам, и она вздрогнула, отталкивая его. Но он только крепче прижал ее к себе, и от чувственного поцелуя у нее перехватило дыхание.
Он играл с ее ртом, как будто проверяя, насколько она расположена отвечать на его поцелуи. И когда, прикрыв глаза, она вздохнула, он тут же воспользовался ее слабостью. Положив ее руку на свое плечо, он провел ладонью по своей обнаженной коже, вызывая блаженную дрожь в теле Камиллы.
Платье ее сразу намокло, но ей было все равно. Она снова чувствовала себя как на небесах в его объятиях. Он поцеловал ее крепче, и она позволила ему это сделать. Горячая волна желания охватила ее, и она сама прижалась к нему, когда он погрузил язык между ее гостеприимно полураскрытых губ.
Она совершенно забыла, зачем пришла сюда. Да что там, она даже имени своего сейчас не вспомнила бы. Губы его были теплыми, тело все напряглось, он целовал ее, как будто больше никогда в жизни не представится ему такой возможности.
— Милая, сладкая Камилла, — шептал он, а рука скользила все ниже. — Ты — моя, Принцесса, вся моя…
Она попыталась сопротивляться, но он снова целовал ее, и с каждым движением его языка она теряла остатки самообладания. Его горячие руки, блуждающие по ней, заставляли тело ныть от сладкой боли. Она уже сама ласкала его загорелое плечо, грудь, влажную после ванны, спутанные волосы. Чем более настойчивым становился он, тем бесстыднее она ему отвечала. Ладони ее коснулись впалого живота, потом мускулистого бедра… Пока он не застонал, она и не почувствовала, что ее собственное бедро почти касается его главного оружия.
Кто знает, что было бы дальше, как далеко зашел бы он и сколь много позволила бы она, но…
— Ваше виски, сэр, — донесся голос от двери. — Ох, прошу прощения… — торопливо пробормотал слуга, но этого вмешательства оказалось достаточно, чтобы Камилла опомнилась. Она отпрянула от Саймона, и он от неожиданности отпустил ее.
— Луис, не уходите, — задержала она слугу. — Мы с вашим хозяином все обсудили.
— Проклятье! — прорычал Саймон, но Камилла уже со всех ног неслась прочь из комнаты.
Она слышала ругань за спиной и плеск воды: Саймон вылезал из ванны. Она не стала дожидаться, что будет дальше, и поспешила к себе, проскользнув мимо Луиса, прячущегося в тени от двери.
— Ну смотри, ты еще вернешься, Камилла! — крикнул ей вслед Саймон.
Она оглянулась: он стоял обнаженный на пороге кухни. Она была уверена, что, голый и мокрый, он за ней не побежит, однако не стала испытывать судьбу и заторопилась.
Она решила всеми силами избегать встречи с ним. Перед Саймоном было слишком тяжело устоять. Камилла не намерена давать ему шанс сказать последнее слово в битве их желаний, даже если это будет ей стоить еще одной бессонной ночи.
Осыпая проклятиями всех женщин мира, Саймон встречал утро следующего дня за столом в пустой казарме. Была суббота, и все отдыхали. Все, кроме него. Рано утром он вытащил из постели сержанта Робинсона, якобы для того, чтобы обсудить налет на Зэна, пока генерал отдыхает дома. Но вскоре Робинсон понял, что никакой такой срочности нет, и ушел, бурча, что только сумасшедший работает рано утром в выходной.
Саймон и вправду искал любой повод, чтобы уйти из дому. Еще одна минута наедине с Камиллой может стоить ему рассудка. Он надеялся, что дело отвлечет его.
Однако забыться ему не удалось. Единственное, о чем он мог думать, — это то, как она смотрела на него тогда в ванне. Желание жгло его адским огнем. Он-то был уверен, что она уже у него в руках, а она вновь заперлась у себя в спальне, предоставив его в полное распоряжение госпожи досады и госпожи бессонницы.
Нужно было догадаться, что так быстро ее не сломить. Эта женщина была самым упрямым созданием на свете.
И самое ужасное, что она обладала телом богини.
Он застонал: его терзали две разные боли. Первая была следствием нескольких дней неудовлетворенного желания, а вторая — следствием половины бутылки виски, которое он влил в себя в тщетных попытках избавиться от первой.
Обхватив раскалывающуюся на части голову, он пытался перестать думать о Камилле, да куда там! Разве это в его силах…
А он-то наивно полагал, что избрал замечательную стратегию — делать вид, что не обращает на нее внимания. Но это не сработало. Ей не было до него никакого дела.
И в то же время она постоянно о себе напоминала. По всему дому он обнаруживал следы ее прикосновений. Грубые полотенца были заменены на мягкие, запах непривычной чистоты и свежести наполнил прежде затхлые комнаты, цветы и яркие занавески и другие милые мелочи скрасили рутину повседневной жизни.