очень нудно 
139 
– Понимаю, – Елисеев нажал кнопку и поднял звуконепроницаемое стекло, отделившее его от водителя. – Уменьшается до одного.
– Ты можешь получить свою долю в любое время. Хоть сегодня.
– Наличными? У тебя наличные?
– Ясный хрен, не банковский чек. Я работаю только с наличманом, хотя это и старомодно.
– Я согласен. Я всегда верил в то, что ты порядочный человек, и не ошибся. Теперь мне надо подумать. В шесть можешь перезвонить? Тогда жду.
***
Ночь Чума провел в Ярославле, он купил билет до Москвы и пролеживал бока на скамейке в вокзальном зале ожидания, подложив под голову сырую куртку и сумку со старыми шмотками. День позади тяжелый и трудный, спать хотелось так, что веки сами слипались, а голова наливалась тяжестью. Но дремота длилась лишь пару минут. Чума просыпался, засовывал руку под пиджак, за пазуху, проверяя, на месте ли целлофановый пакет с деньгами. Он садился на скамейку, смотрел на настенные часы и обещал самому себе, что больше не ляжет.
Чума разглядывал спящих пассажиров, стараясь определить, кто из них не спит, а притворяется, выжидая момент, чтобы протянуть руку к чужим деньгам. Но подозрительного кандидата не находилось. Он дважды выходил в буфет, открытый круглые сутки, но ни пива, ни вина не брал, боялся, что с голодухи и от усталости быстро окосеет, и тогда станет легкой добычей любого майданщика. Чума пил кофе, облизывался, глядя на бутерброды и пироги, разложенные на витрине и, возвращаясь в зал ожидания, снова садился на скамью и начинал клевать носом. Ранним утро, когда до отправки электрички оставалось меньше часа, Чумакова разбудил милицейский патруль. Небритый человек в стоптанных ботинках, заляпанных грязью, куцем пиджачке чем-то не понравился двум милиционерам, дежурившим на вокзале в ночную смену.
Командир патруля вытащил дубинку и ее концом толкнул спящего мужика в плечо. «Предъявите паспорт и проездные документы», – попросил милиционер. Чума, испуганный до смерти, поднялся на ноги, решив, что проверка паспорта – лишь предлог для задержания и ареста. Он нервно хлопал себя по карманам, и бормотал: «Черт, ведь где-то был паспорт. И билет в нем». В эти секунды Чума был уверен, что с вокзала его доставят прямиком в следственный изолятор, и уже через пару дней предъявят обвинения в двойном убийстве. Он вытащил паспорт из заднего кармана брюк, протянул старшему по званию менту.
«А чего руки-то у тебя так трясутся? – спросил милиционер. – Кур воровал?» «Простите, – Чума улыбнулся жалкой затравленной улыбкой, похожей на гримасу боли и отчаяния. Он искал убедительное объяснение своей слабости, но тяжелая со сна голова совсем не петрила. – Вчера перебрал лишку. Ну, погуляли у друга. Да, перебор вышел». Милиционер, полистав паспорт, посмотрел билет на электричку до Москвы, вернул документ и сказал: «Перебрал, так ночуй у своего друга, а не таскайся по вокзалам». Патруль ушел, а Чума, не веря собственному счастью, приземлился на скамейку, сунул руку за пазуху, под майку, и убедился, что целлофановый пакет на месте.
Он отправился в буфет и позволил себе пару бутербродов, стакан крепленого вина, да еще взял на вынос огнетушитель красного, потому что дорога до столицы неблизкая. Через полчаса он сел в электричку и, разглядывая через стекло живописные осенние пейзажи, катил к родному дому. Иногда выходил в тамбур, выкуривал сигарету и прикладывался к бутылочному горлышку, чувствуя, как по жилам разливается приятное тепло. Сделав очередную ходку в тамбур, он вернулся в полупустой вагон, сел к окну и стал вспоминать события вчерашнего вечера. Чума надеялся, что в сумочке убитой женщины завалялись кое-какие деньги и не ошибся, пятьсот долларов, две крупные рублевые банкноты, плюс мелочь, минус мобильный телефон, который он взять не рискнул.
А вот обыск водителя не принес ничего кроме разочарования. Толстое кожаное портмоне нашлось именно там, где ему и следовало найтись, в левом внутреннем кармане пиджака. Но клапан кошелька оказался расстегнут. Купюры насквозь пропитались кровью, превратившись в никуда не годные бумаженции. Такие не отстираешь в машинке, а сунуться с ними в банк, чтобы обменять на новые купюры, значит, самому себе пришить срок. Повяжут прямо у окошечка кассы, когда женщина оператор, содрогнувшись от страха или брезгливости, нажмет кнопку тревожной сигнализации. Чума скомкал деньги в шарик и бросил на дорогу, а потом, закатав рукава, долго мыл руки в грязной луже, смывая с кожи кровяные пятна.
139 
