27 
— Да, жизнь у тебя тут несладкая, — выпив, Огладин сосредоточено чистил пересохшую рыбку. — Наверное, совсем худо без бабы?
— Не очень весело, — легко согласился Вятка.
— Ты присмотрись к моей учетчице Вальке Гореловой. Мужа похоронила в прошлом году. И с тех пор к себе никого не допускала.
— Горелова не пойдет, — помотал головой Вятка. — Слишком знойная женщина. Мечта поэта. Не в моем вкусе.
— Чего-чего? — не понял Василич. Он вытер пальцами отвислые усы с проседью, стряхнул чешую с подбородка и долго смотрел на собеседника бесцветными водянистыми глазами. — Какая еще знойная? В каком смысле? Блядь, что ли?
— Если по-русски говорить, толстая твоя Горелова, как корова.
— А тебе нужны потаскушки, которые по телевизору худыми задницами крутят? Господи, твоя воля…
Огладин бросил на стол пачку папирос и закурил. Разговоры о бабах он часто начинал после второй порции водки. И всегда советовал внимательнее присмотреться к какой-нибудь из сельских баб. Вот сейчас ему вспомнилась молодая учетчица Горелова, муж которой по пьяной лавочке погиб на охоте. После третьей заводил речь о пользе пьянства. А это и вовсе неисчерпаемая тема.
По сельским понятиям Аркадий Васильевич — аристократия. Своя лесопилка, три наемных работника, не считая собственной жены и старшего сына. Василич испытал в жизни все: и суму, и тюрьму. Но выбился в люди только на пятом десятке. С доходов от лесопилки приобрел подержанные «Жигули», алюминиевую лодку, навесной мотор, завел сберегательную книжку и кое-что отложил на старость. Теперь мечтает повесить в большую комнату хрустальную люстру, которую видел в одном московском магазине.
Огладин взял бутылку, готовый разлить остатки сорокаградусной, но Вятка прикрыл ладонью свой стакан.
— Мне хватит, — сказал он. — Не могу.
— Евдоким, не дури, — возмутился Огладин. — Это ведь не пьянство. Это лекарство. Час пройдем на моторе, и тебя так просквозит, что «скорую» из района придется вызывать.
— Не пугай. Я не такие холода видел.
— В натуре говорю: живого обратно не привезу. Скрутит в баранку. Думаешь, мне самому пить хочется? Да меня просто тошнит от водки. Воротит. Век бы ее, заразу, не видел. Но раз такое дело, раз большая рыбалка, да еще на моторе столько идти… Приходится через себя переступать.
— Не буду, — упорствовал Вятка, закрывая ладонью стакан. — Тут поживешь полгода, в такой компании, на хрен с катушек сопьешься. Идти уже пора, за окном совсем светло. А мы все сидим, ждем неизвестно чего. Хочешь, чтобы все случилось, как в прошлый раз?
— Никуда рыба не уйдет. Вся наша будет.
Куртка с брезентовым верхом и меховой подстежкой распахнулась на груди Василича. Вятка заметил, что из левого внутреннего кармана выглядывает горлышко второй бутылки. Вот это и называется — рыбалка. Если так дальше пойдет, Огладина к реке на двухколесной тачке придется везти, совсем ноги откажут. Такое уже случалось, не далее как неделю назад.
— Обижаешь, Евдоким, — Огладин свел кустистые брови на переносице. — Не будешь пить, так я пойду. У меня на лесопилке дел вот так, — он провел ребром ладони по горлу. — Хотел с тобой на рыбалку… А ты… Совсем меня…
Вместо ответа Вятка перевернул стакан вверх донышком. Огладин наполнил свой стакан, высосал водку мелкими глотками, поднялся из-за стола, давая понять, что на этот раз крепко обиделся, и вышел, громко хлопнув дверью.
Ольшанский все больше нервничал и наливался злобой, однако дороге не было конца. Проехали несколько кособоких, вросших в землю домов, видимо, давно брошенных. Окна заколочены досками, заборы покосились, на огородах высохшая трава покрыта потемневшим снегом, будто солью посыпана. И снова потянулось заросшее сорным подлеском поле.
— Ну, скоро там? — нетерпеливо заерзал Ольшанский
— Вроде подъезжаем, — ответил Штанина. — Черт, спросить не у кого.
— Мы уже два часа все подъезжаем. Никак не подъедем.
Грунтовая дорога неожиданно сменилась асфальтом, перед въездом в деревню на железных столбах был укреплен лист жести. Краской выведено «Сосны». В деревне еще петухи не проснулись, слышно лишь, как работает на низких оборотах дизель джипа. Ольшанский подался вперед, стараясь что-то разглядеть через затемненное лобовое стекло. Он думал о том, что не ошибся адресом, Костян Кот и его бригада сейчас как пить дать дрыхнут в халабуде Вяткина. А бумер наверняка где-то совсем рядом, как говорится, в зоне прямой видимости. Поставили сзади дома, накинули брезент — и всех дел. Ошибка тут исключена. Эти «Сосны» самое подходящее место, где может прятаться Кот. Лучшего лежбища не придумаешь. Забытый богом и людьми угол, тут человека сто лет никто искать не станет.
27 
