Глава семнадцатая

Леднев поднялся на свой этаж и чуть не застонал, увидев топтавшегося на лестничной клетке сценариста Виноградова. Видимо, тот, ожидая Леднева в подъезде, уже потерял последнюю надежду и собирался уходить. В своем темном пиджаке Виноградов выглядел бледным и похудевшим, будто не он отдыхал две недели в деревне у родственников.

– Ваня, ну где ты ходишь? – Виноградов шагнул вперед и обнял Леднева за плечи. – Наконец-то, – он кивнул на большую сумку у стены. – А я пивка купил. Дай, думаю, тебя побалую.

Леднев кисло улыбнулся и стал открывать замок.

– Молодец, что зашел, – сказал он без всякого энтузиазма и пропустил вперед Виноградова с тяжелой сумкой. – Только в следующий раз звони.

…Уже через четверть часа Виноградов, удобно расположившийся в мягком кресле, со вкусом посасывал из бутылочного горлышка пиво.

– Это раньше творческую интеллигенцию возили за государственный счет во всякие поездки, бывало, очень интересные. Да я в стольких творческих командировках побывал, то есть на полном пансионе, со счета сбился, – Виноградов мечтательно уставился куда-то за окно. – Вот в город невест ездил, в Иванове то есть. Есть что вспомнить…

– Слушай, об этом ты мне уже сто раз рассказывал, – вставил Леднев. – Все свои скабрезные истории. Как на комбинате свет вырубили, а на вас в темноте бабы набросились. Тебя в цехе якобы изнасиловали невесты эти. Ну, повезло раз в жизни. Не разглядели ткачихи тебя впотьмах, иначе и близко бы не подошли.

Леднев с грустью подумал, что гость не уйдет, пока не выпустит весь пар. Две недели Виноградов провел у родственников в деревне, судя по всему, достойного себя собеседника в этой глухомани не нашел, и вот теперь, сразу по приезде в Москву, пришел отвести душу.

– Зря ты со мной в деревню не поехал, – сказал Виноградов, хотя Леднева с собой не приглашал и даже не сообщал ему, что уезжает из города. – Зря. Теперь уже жалеешь, небось, да поздно. Встанешь, бывало с утра, с сеновала – красота вокруг, солнце из-за дальнего леса поднимается. А сам лес ещё сумеречный, черный стоит, таинственный. Птицы заливаются, встречают новый день. Как жахнешь целую крынку парного молока прямо из-под коровы. Так оттягивает, как будто и не пил ничего накануне. Вот это я понимаю: отдых полноценный.

Виноградов не прерывая речи, распечатал следующую бутылку.

– А люди… Бери там любого конюха, снимай о нем кино, только достоверно снимай, правдиво, жизненно – это шедевр получится. И вези на любой фестиваль, без приза не вернешься. Целый пласт народных характеров. Целина нетронутая. Вот у меня руки дойдут – возьмусь. За этих людей даже диалоги придумывать не надо, бери все, как есть, срисовывай. Не надо мучиться, сидеть из пальца все высасывать.

– Ты бы и срисовал, – посоветовал Леднев. – Чего две недели без дела сидел? Взял и срисовал. Я думал, ты с готовым сценарием вернешься, – пошутил Леднев.

– Все здесь, в душе, – Виноградов похлопал себя ладонью по груди. – Слушай сюда, познакомился там с одним мужичком. Он по профессии быковод. Знаешь, кто такие быководы? Это люди самой опасной, самой отчаянной профессии на земле. Нос у быка самое болезненное, самое чуткое место. Этот нос ему насквозь протыкают ещё во младенчестве стальным кольцом. Быковод цепляет это кольцо такой палочкой с крючочком и ведет себе быка, куда требуется. В случае чего, сорвись бык с крючка, человеку защититься нечем, только палочка одна эта в руках, если животное в ярости. У этого мужичка-быковода уже ни одного целого ребра не осталось, почти все переломаны. Он говорит, сколько себя помнит, все быководом трудится, с мальства. Вот смотрю, как он работает – это же живой символ величия человека. Маленький такой мужичок, прихрамывает, а ведет за собой огромного свирепого быка – тонну одних мышц.

– Все это уже было, – сказал Леднев, усмехнувшись. Величие человеческого духа, ума и так далее. Даже в кинохронике использовали.

Минуту Виноградов сосредоточенно молчал, смотрел в окно и глотал из горлышка пиво.

– Все-таки не хватает тебе глубокого взгляда настоящего художника, – сказал Виноградов. – Не руби с плеча, присмотрись и увидь. Маленький человек ведет за собой на крючке огромного сердитого быка. Что есть этот бык? Может, наша родина, Россия. В таком случае, куда её ведут? Может быть, на сытные пастбища. А может быть, на кровавую бойню. Кто ответит на этот вопрос? Только этот маленький человек. Но он хранит молчание. Бык упирается, ему не хочется идти вперед, не зная дороги, но огромное сильное животное все во власти этого человека, его тайных мыслей. Вот это символ. Вот это образ. Не для средних умов, а? – Виноградов поднял кверху указательный палец.

  95