112 
– Вы кто? – спросила Совкова.
Колчин поздоровался и шагнул в сторону, пропуская вперед Мамаева.
– Седых не заезжал? – Мамаев, перепрыгнув ступеньки крыльца, вбежал в комнату, встав на домотканый коврик, стал бешено вращать глазами. – Я спрашиваю, Гришка приезжал?
Совкова облегченно вздохнула: свои.
– А когда он должен был приехать? Я думала, вы вместе…
– Она думала, – передразнил Мамаев.
Сорвавшись с места, он кинулся в соседнюю комнату, запутался в цветастой занавеске, повешенной в дверном проеме. Сорвал ее с гвоздей, бросил на пол и сгоряча припечатал ногой.
– Черт, мать твою…
Влетев в спальню, отодвинул от стены продавленный диван. Перебравшись через него, оторвал плинтус, державшийся на одном гвозде. Вытащил кусок половой доски, все еще надеясь на чудо. Двери в поселке не запирают. Возможно, Гришка заскочил на минуту, когда его сожительницы не было дома. Заскочил, чтобы оставить записку. И уехал. Присев на корточки, Мамаев сунул руку вниз, вытащил целлофановый пакет с деньгами. Пошарил ладонью в темном тайнике. Ничего, кроме мышиного дерьма. Хозяйка пошла следом за гостем, молча наблюдая, как он что-то ищет под полом.
– Ни хрена, – вздохнул Мамаев. – Но есть еще одно место, где можно поискать.
– Что за место?
– На милицейской карте обозначены все колодцы. Возле одного из таких колодцев стоит ничейный домишко. Там на ночь иногда останавливаются проезжие шофера. Денег за постой платить не надо. Было время, когда мы с Седых почти месяц жили в той хибаре. Я так думаю, что он завернул туда.
– Далеко отсюда?
– Верст двести. Поедем?
Колчин не ответил, тронул женщину за плечо, попросил воды, залить в радиатор.
– И мне бы еще кусок веревки.
– Удавиться? – оскалился Мамаев.
– В милиции отобрали ремень, – объяснил Колчин. – Теперь штаны спадают. Найдется?
Совкова молча кивнула головой и пошла на двор, Колчин увязался за ней. Мамаев, приладив половую доску на место, вернулся в большую комнату, сел за стол, вытащил из пакета толстую пачку денег, перевязанную ленточкой. Смахнул на пол горку риса, слюнявя пальцы, начал считать купюры, дважды сбивался со счета. И начинал заново. Когда хозяйка с Колчиным вернулись в комнату, на столе лежала стопка бумажных денег. Мамаев стоял возле люльки, прищурив глаза, пристально всматривался в лицо младенца.
– Когда родила? – повернув голову, спросил он.
– Уж три месяца.
– Надо ехать, – сказал Колчин. – Поторапливайся.
Совкова нервно терла чистые руки фартуком. Заметив деньги на столе, не могла оторвать от них взгляда. Мамаев ниже склонился над кроваткой, поправил мятую распашонку.
– Пацан? Сам вижу, что пацан. А ты случаем не нагуляла мальца от залетного шоферюги?
– Гришкин, – ответила Совкова.
– Вижу, что Гришкин. Теперь вижу.
Младенец мотал головой, пускал слюни и задирал кверху голые ножки. Мамаев улыбался, будто именно он, а не Гришка, доводился мальчику отцом.
– Ах ты засранец такой, – Мамаев сунул в крохотную ладошку свой указательный палец, красный, покрытый бородавками и царапинами. – Держи.
– Ну, долго ты еще? Нам надо ехать.
Мамаев выпрямился, шагнул к двери. Но неожиданно остановился, повернулся к Совковой.
– Ты вот что, – сказал он. – Не знаю, получится ли у Гришки вернуться сюда. В обозримом будущем.
– Его снова посадили? – Совкова опустила беспокойные руки. – Надолго?
– Не знаю, где он, – покачал головой Мамаев. – И когда вернется, не знаю. Влипли мы с этим Воловиком. Напрасно к нему подались. Ты заверни нам пожрать что-нибудь. А то живот урчит, как паровой котел.
Совкова нырнула в закуток за печкой. Чем-то загремела, вернулась с двумя кукурузными лепешками, завернутыми в серую марлю. Мамаев полез в карман, достал свою половину денег, бросил их на стол.
– Это ребенку, – сказал он. – Хотел своему пацану отправить. Но он у меня того… Он у меня уже взрослый.
Колчин открыл рот, чтобы снова поторопить Мамаева, но услышал сухой треск автоматной очереди. Выскочил на крыльцо. Ударила вторая очередь, длинная. Колчин прислушался, стреляли где-то рядом.
– К машине, – закричал он. – Садись за руль.
Колчин выскочил в калитку, открыл багажник «Волги», достал карабин. Залез на заднее сидение. Мамаев сел за руль, рванул с места.
***
Решкин примчался на площадь, где сходились три поселковые улицы, долго осматривался по сторонам, к своему удивлению не заметил ни одного человека. Посередине площади торчал одинокий столб, на макушку которого зачем-то присобачили ржавый репродуктор. Справа дом с плоской крышей, на двери которого пудовый навесной замок и вывеска "Поселковый клуб «Восток». Рядом с клубом низкая дверь в продуктовый магазин, больше похожая на крысиную нору.
112 
