очень нудно 
27 
К следующей весне Горобцов, попытается начать новую жизнь и выберется из этой помойки. Сделает косметический ремонт, чтобы сбыть дом каким-нибудь лохам, хачикам с центрального рынка, которые гоняются за новгородской пропиской. И возьмет подобающую цену, сам в убытке не останется, даже заработает на этой халабуде. Купит новую квартиру и, когда выпадет свободное время, через знакомых ментов вплотную займется теперешним мужем Евгении, устроит ему лично и его юридической шарашке такую веселую жизнь, что распугает всех клиентов. Эти адвокаты, бумажные твари, перестанут думать о прибылях, поглощенные подсчетами убытков.
Впрочем, это всего лишь планы на перспективу, планы, писанные вилами по воде.
А пока Горобцов ишачит в поте лица, устроившись сразу на две работы. Сутки дежурит в вытрезвителе, по окончании смены топает домой и отсыпается. К четырем вечера снова надевал форму и отправляется в офис коммерческой фирмы «Дикая магнолия», разбогатевшей на продажах женского белья и постельных принадлежностей. До одиннадцати ночи, пока не уходила последняя уборщица, он торчит на вахте. На следующий день смена в «Магнолии» начинается ровно в полдень и продолжается до восемнадцати ноль. Этот сумасшедший ритм предельно спрессовывал свободное время милиционера и его частную жизнь. Женщина, с которой Горобцов состоял в интимных отношениях, не выражала восторга оттого, что ее любовник где-то телепается ночами а днем пропадает в своем трезвяке, ей же достаются какие-то жалкие крохи его свободного времени. А плотской любви и вовсе нет. Он вечно уставший, сонный, да и относится к ней по-скотски: отвернется к стене и захрапит.
Но женские капризы не в счет. Деньги то текли к Горобцову полноводной рекой, то бежали веселым ручейком, – а это главное. Сегодня Горобцов освободился, отдежурив в «Магнолии» по укороченной программе, на час раньше обычного. Он вышел на воздух, остановил какого-то чайника азербайджанца, выехавшего подработать, и назвал свой адрес. Водителю не хотелось переться на другой конец города, гробить машину на разбитых окраинных дорогах, но милиционер, очень приличный на вид и, что удивительно, трезвый в столь поздний час, обещал не обидеть, заплатить вдвое больше обычной таксы. Когда подъехали к частному дому в глухом переулке, освещенным одиноким фонарем, Горобцов даже не подумал выполнить свое обещание.
– Спасибо за помощь милиции, – сказал он и уже собрался вылезать. Но тут водитель попытался робко напомнил о денежном долге. Горобцов покрыл его матом и добавил:
– Еще одно слово, чурка долбаная, и ты у меня просидишь в кандее трое суток. Это как минимум. А твои безутешные родственники будут шастать по всему городу и искать тебя, козел, с фонарями. Живого или мертвого. Ясно?
– Ясно, гражданин начальник, – водитель вжал голову в плечи, будто опасался удара кулаком по макушке.
– Ты подвез работника милиции, выполнил свой гражданский долг, – сказал Горобцов. – И еще смеешь клянчить у меня, у офицера, какие-то деньги? Ты знаешь, что бывает за такие вещи? И вообще у тебя совесть есть или ты ее съел вместе с дерьмом?
Лицо водителя вытянулось еще сильнее, ясно, денег не видеть, как своих ушей, а в камеру можно запросто загреметь только потому, что твоя рожа не понравилась милиционеру.
***
Закончив воспитательную беседу, Горобцов с чувством исполненного долга вылез из машины. Открыл навесной замок на калитке, прошел палисадник и, поднявшись на крыльцо, протопал по веранде. Попытался зажечь лампочку над дверью, но та почему-то не загоралась. В кромешной тьме он долго не мог попасть ключом в замочную щель, даже с досады пнул дверь ногой. Наконец ключ вошел в скважину, Горобцов очутился в тесной прихожей, повесил на крючок форменный китель и картуз с кокардой. Оставшись в милицейской рубахе грязно серого цвета, испорченной чернильным пятном от вытекшей ручки, присел на табурет, стал стягивать ботинки, разминать натруженные ноги.
Весь день душу глодала тревога, не отпускавшая и сейчас. Накануне в вытрезвитель явился фармацевт. И показал фотографию Максима Сальникова и Татьяны Гришиной, наводил справки, совал нос не в свое дело. Горобцов, постарался убедить фармацевта, что и духу Сальникова не было в вытрезвителе, даже показал регистрационный журнал. Фармацевт ушел, а душевное беспокойство осталось. Лейтенант сказал себе, что жизнь полна совпадений и странных казусов, а какой-то заезжий аптекарь в его городе никто, просто хрен на ровном месте: ни связей, ни знакомств, поэтому никакого вреда лично Горобцову этот обормот причинить не сможет. И доказать ничего нельзя, даже если этот жалкий поц потратит на свое частное расследование все сбережения, что сделаны на старость.
27 
