очень нудно 
29 
Из караульного помещения раздавались негромкие звуки: скрип сдвинутого стула, бормотание… нет, скорее пение! Исправник на несколько мгновений замер, потом решительно постучал.
Услышав голос начальника, Зыкин открыл, отступил, пропуская.
– Как прошло дежурство? – спросил Макаров.
– Спокойно, ваше благородие! – бодро ответил охранник. – Так что все в порядке!
Макаров пристально посмотрел на него, и ему показалось, что Зыкин смутился, что как-то чересчур бодр…
– Хорошо так хорошо… Как заключенный?
– После того как съел ужин, спит себе…
– И сейчас спит?
Макаров подошел и отодвинул защелку на ставне в дверном окошке. Он увидел освещенную рассветом комнату, кровать, светлую шевелюру Кокуль-Яснобранского на подушке, руку, лежащую поверх одеяла… Долго не мог оторвать взгляда, мысли каруселью неслись в голове: «Что же случилось? Что помешало? Так все было продумано! Что же теперь?..»
Когда повернулся, закрыв окошко, лицо его было спокойным, взгляд непроницаемым.
– Что ж, пусть отсыпается, ему предстоит долгий путь… очень тяжелый. – Потом улыбнулся охраннику: – А что, Зыкин, съели вы плюшки? Понравились?
– Очень понравились, ваше благородие! Сами во рту таяли! Передайте вашей супруге мою благодарность. – Но тут же засмеялся: – Вспомнил, она же обидеться может! Жаль, что не доведется ее поблагодарить!
Зыкин постеснялся сказать, что две из трех булочек лежат у него в сумке – для дочки. А исправник ничего на его слова не ответил, только бросил:
– Скоро придет тебе смена.
И вышел. Охранник видел, как он идет через двор – прямая спина, чуть приподнятые плечи, медленный шаг. Макаров и в самом деле шел медленно, сжав зубы и чуть нахмурив брови. Ему было о чем подумать.
Когда из соседней комнаты вышел, на ходу причесываясь, пристав, исправник сидел за столом и перебирал бумаги. Спросил мимоходом:
– Отдохнули? – И тут же пригласил: – Присаживайтесь. Надо подготовить материалы по следствию об убийстве Савичевой, скоро за осужденным приедут из Харькова.
Они вместе стали просматривать документы, вносить правки и сортировать их. За этим занятием и застал их знакомый обоим телеграфист, заглянувший в комнату.
– Господин исправник! Анатолий Викторович!
– Что там такое? – У Макарова был голос человека, которого по пустякам отвлекают от важных дел. Но он тут же смягчил его: – Входите, господин Корбут. Что случилось?
В руках телеграфист держал запечатанный бланк телеграммы. Он протянул его Макарову:
– Вот. Срочная телеграмма для вашей жены. Я сам решил отнести, хотя еще рано – половина седьмого. Но ведь срочно!
– Мне решили принести? – не понял исправник.
– Нет, я понес ее вам домой, Вере Алексеевне. – Телеграфист был явно взволнован, но старался сдерживаться. – Но у вас открыта калитка, открыты входные двери, а Вера Алексеевна не отзывается!
Пристав вскочил, опираясь руками о стол, но Макаров, не поворачиваясь, положил ладонь на его руку, придавил:
– Спокойно!
Нарисованная телеграфистом картина так явно напоминала ту, которую они увидели, войдя недавно во двор Любови Савичевой. Но объяснение должно было быть какое угодно другое, ведь убийца сидел в тюрьме.
– Вы звонили? – спросил Анатолий Викторович телеграфиста.
– Звонил неоднократно! А потом вошел в дом и несколько раз громко позвал…
– Дайте телеграмму!
Макаров распечатал бланк, прочитал, отдал лист приставу:
– Это Верочкины тетя и дядя из Киева, зовут на свою золотую свадьбу.
– Но она заявлена как срочная, – оправдываясь, сказал телеграфист. – Вот я и подумал…
– Хорошо, хорошо, – оборвал его Макаров. – Поедемте к нам, посмотрим, в чем дело.
Уже в коляске он сказал приставу и телеграфисту:
– Жена последнее время стала принимать снотворное, могла крепко спать и просто ничего не слышать. А незапертая дверь… Может, вышла куда-то во двор? Хотя обычно так рано она не выходит… Ничего, сейчас все выяснится! Наверняка пустяки какие-то.
Когда он взбежал на крыльцо, распахнул входные двери и крикнул:
– Вера! Вера, ты где? – его спутники невольно остановились. Но Макаров оглянулся, позвал: – Пойдемте наверх, посмотрим.
Отворенная дверь его явно встревожила больше, чем он сам ожидал. Все трое поднялись на второй этаж, подошли вслед за хозяином к двери одной из комнат.
– Вера! – Он постучал, но почти тут же толкнул дверь и вошел. И вскрикнул глухо. Телеграфист со стоном тут же выскочил в коридор и помчался по лестнице вниз. А пристав остался. Преодолевая себя, сделал несколько шагов к стоящему на коленях исправнику. Женщина лежала на полу. Она была в шелковом пеньюаре, а шею ее перетягивал поясок. Искаженное гримасой лицо посинело… Все так ужасно напоминало другую, недавнюю сцену убийства! Только пеньюар был голубой, а волосы женщины – русые. Макаров повернулся, поднял лицо к приставу. Взгляд его был совершенно потерянным, губы дрожали. Таким исправника никто никогда еще не видел. Но вот он снова повернулся к жене, протянул руки, словно хотел развязать на ее шее удавку.
29 
