очень нудно 
33 
Варфоломей очень жалел Степана – молодой, хороший парень, жениться собирался… И работящий…
– Вот намедни только жаловался, что хозяйка не дает ему работу по саду. Клумбу одну и успел устроить. Так гордился ею! О-хо-хо… – Старик покачал головой. – Как раз рядом с ней и разбился.
– Клумба? – Викентий Павлович вспомнил, что об этой клумбе упоминал Максим: мол, сад запущен, одну клумбу разбили, и все…
– Расскажите, что там с клумбой?
Когда Варфоломей рассказывал о том, что хозяйка сама выбрала место для клумбы – там, где раньше проходила по саду тропа, Петрусенко удивленно вскинул брови, но промолчал. Старик же совсем расстроился, вытер слезу, скатившуюся по щеке:
– А еще смеялся, что хозяйка там плясала! Он вообще, Степка-то, парнишка смешливый был… Никто своей судьбы не знает!
– О чем вы сейчас говорили? – переспросил Петрусенко. – Что за танцы?
– Да вот, поди ж ты, Степан видел, как хозяйка на тропинке, против самой клумбы, каблучками о землю притаптывала, словно плясала.
– Кто-то еще это видел?
– Нет… Вот ведь право же – никого в доме не было. Я коней на реку водил, прачка как раз не работала, к себе в деревню ушла. А Никитична из кухни не вылезала, в другом конце дома.
– Значит, Степан был тогда в саду?
– Нет, его тоже отослали с поручением. Да только он быстро обернулся, вот случайно и видел.
– И его госпожа Коробова видела?
– Сказывал: не видела, незаметно, потихоньку ушел.
Викентий Павлович на минуту задумался.
– Когда это было, не припомните? – спросил.
– Да вот же, на днях! – Варфоломей стал считать, загибая пальцы. – Вчера в деревню за продуктами посылали, позавчера, в субботу, барин из Москвы приехали, значит – в пятницу! Степан сказал – часа в три дня.
Петрусенко тут же вспомнил: где-то в это время или немного раньше он встретил в лугах Всеволода с гувернанткой и видел всадницу. Значит, вернувшись в пустой дом и сад, она – неужели «танцевала»? Ох, что-то не похоже на Тамилу Борисовну Коробову, не в ее характере танцевать в одиночку.
Вместе со старым слугой Викентий Павлович прошел на кухню, где кухарка уже готовила обед. Руки женщины машинально резали, перемешивали, мыли, передвигали на плите кастрюли и сковороды, а покрасневшие от слез глаза словно ничего не видели. При первых же словах Петрусенко она расплакалась, сев на табурет и бессильно опустив руки на передник. Да, она относилась к Степану по-матерински, потому что у самой такие же взрослые дети есть, а паренек он был добрый, хороший. Каждую, почитай, ночь с вечера бегал в деревню к зазнобе своей, так то дело молодое. Возвращался обычно затемно и никогда днем не жаловался, что спать хочется.
– А что, Пелагея Никитична, – спросил Петрусенко, – вы сразу проснулись, как крик услыхали?
– Сразу. А ведь я, хоть и немолода, сплю крепко. Да тут еще навертишься у жаркой печи! Помощница у меня есть, да все больше сама делаю, чтоб господам угодить. Сплю, значит, хорошо. Но тут такой крик страшный, что враз сон слетел. Испугалась, вскочила! А тут опять крик, только слабее. Да ведь вокруг такая тишина, хоть слабее, хоть сильнее кричи, все одно слышно.
– Да, – вмешался Варфоломей. – Два раза кричал, страдалец. Я так думаю: первый раз – как провалился и вниз летел. Ну а второй – от боли, а может, уже и умирая…
Кухарка и истопник выскочили из своих комнат одновременно. Старик – в исподнем, в сапогах на босу ногу, со свечой. Пелагея Никитична успела набросить халат, надела тапочки. Они выскочили из флигеля во двор и побежали в сад, к колодцу.
– Подождите, – остановил своих собеседников Петрусенко, – я что-то не совсем понял. Ведь никто не знал о существовании колодца? В таком случае догадаться, что человек упал туда, тоже никто не мог! Почему же вы сразу побежали по тропе? Направление крика так четко определялось?
Кухарка и истопник растерянно переглянулись.
– Кричали-то из сада, это точно, – протянул старик. – Но где, конечно, сразу не поймешь.
– И я так перепугалась, что и соображенье отбило!
– Так почему же? – повторил Петрусенко с напором.
После небольшой паузы Варфоломей хлопнул себя по лбу:
– Так впереди Зинка бежала, прямехонько туда, по тропинке!
– Зинка – это, как я понимаю, служанка хозяйки?
– Она! Ты помнишь, Пелагея? Бежит впереди, вперевалку, мы еле успели увидеть – и за ней.
Пелагея Никитична обрадованно закивала головой:
– Верно, верно! Далеко впереди была, если бы не фонарь у нее в руке – не увидели б. А так побежали за ней и прямо к этому проклятому колодцу. Солнышко еще не взошло, но уже посветлело, как это на рассвете бывает. Прибегаем – ой, батюшки! Яма какая-то на дорожке, и Зинаида стоит перед ней на коленях, фонарем вниз светит. А там еле виднеется фигура неподвижная!..
33 
