25 
Проездив несколько часов по плантации, они остановились возле речки, чтобы лошади могли утолить жажду. Сами же они, сидя на берегу, болтали в воде босыми ногами.
— А ты хорошенькая, — сказал Патрик. — Когда подрастешь, станешь красивой женщиной.
— Спасибо, Патрик.
— Ты так хорошо, по-образованному говоришь. Бьюсь об заклад, из тебя получится хорошая жена. — Он бросил на нее одобрительный взгляд и хотел что-то сказать, но Наполеон вдруг заржал, напомнив, что время уже позднее, и они решили: пора возвращаться домой.
Ники была благодарна Патрику. Он, оказалось, был на .два года моложе ее, хотя и считал себя старше. Парень он славный, совсем неплохо иметь такого друга. Она надеялась, что он простит ее, когда узнает, что она обманывала его.
И тут она вдруг подумала, простит ли ее Алекс, когда обман раскроется.
После того как они сели на лошадей, Патрик сказал:
— Мы поскачем наперегонки до вершины холма.
Сначала лошади шли голова в голову, по, понукаемый Ники, Наполеон перескочил через поваленную изгородь и начал уходить вперед. Когда они пересекали брод, он был уже на два туловища впереди. Уши у него были опущены, шея вытянута.
Чувствовалось, что большой гнедой жеребец наслаждается скачкой, как и она.
Радуясь одержанной победе, Ники придержала жеребца на холме, с вершины которого открывался вид на дом и конюшню внизу.
— Это было замечательно, — сказала она. Натянув поводья, они остановили лошадей под дубом, давая им возможность хорошенько отдышаться.
— Ну ты и молодчина! — сказал Патрик, поглядывая на Ники едва ли не с благоговейным трепетом.
— Какая уж там молодчина! — сказал Алекс, выходя из-за дерева. — Просто дурочка, которая во что бы то ни стало решила свернуть себе шею.
Патрик охнул.
— Она… она очень хорошо ездит, ваша светлость. Ведь она ваша ученица. Очень способная…
— Отведи лошадей в конюшню, — велел Алекс. — Салливан хочет потолковать с тобой. — По его тону было ясно, что главный конюх вряд ли ограничится просто словами.
— Да, ваша светлость.
— И не называй меня так.
— Слушаюсь, ваша светлость… извините, сэр.
Дожидаясь, пока Патрик уведет лошадей, Алекс сурово и молча смотрел на Ники. Ее сердце заколотилось так часто, что она с трудом могла дышать.
— Что до тебя, та peilte… — Он схватил ее за плечи и приподнял. — О чем ты только думала, когда отправилась кататься? Наполеон — очень ценное животное. К тому же и опасное. Просто удивительно, что ты не свалилась. — Он сильно встряхнул ее. — Мне следовало бы уложить тебя на колено и задать хорошую взбучку. А почему бы и не… — г ;0н сжал ее и кинул взгляд на лежавшее поблизости бревно, как бы намереваясь выполнить свою угрозу.
У Ники широко открылись глаза. Устремленный на нее взгляд можно было охарактеризовать единственным словом — уничтожающий. Она чувствовала могучую силу его рук, гнев, который заставлял его сильно стиснуть зубы. И вдруг она как бы перенеслась в дом Лорана — снова уворачивалась от тяжелых ударов хозяина и старалась превозмочь боль, прилагая отчаянные усилия, чтобы не показать страха. Она всхлипнула и вдруг обмякла в руках Алекса.
— Пожалуйста, не бейте меня» — в ужасе взмолилась она, — Пожалуйста…
Алекс ослабил хватку. Ни за что на свете не позволил бы он себе ударить ее. Аквамариновые глаза стали большими-большими, чуть ли не во все бледное лицо. Она вся дрожала.
— Ну что ты! То такая смелая, а то трусиха. Боже, что они с тобой сделали?
Она заплакала, ее тихие всхлипывания надрывали ему сердце. Он прижал ее к груди и дал выплакаться. Плакала она так долго, что его рубашка промокла от ее слез.
— Ничего, ничего, — успокаивал он ее, убирая медные пряди с заплаканных щек.
— И я даже не могу сказать, что сожалею. Было так чудесно вновь обрести свободу, хотя бы на один вечер.
Алекс отодвинулся.
— Бель-Шен не тюрьма, — пробурчал он. — И я прошу не так много. Только чтобы ты не крала моего самого ценного жеребца.
— Не говорите так… — Она подняла глаза, встречая его суровый взгляд. — Я же его не крала. Только дала ему немножко размяться.
— Да уж, конечно.
— Если вам это очень не нравится, обещаю, что никогда больше не буду этого делать.
Ники наблюдала за ним из-под густых темных ресниц. Он был в сильной ярости, вне себя. Но его лицо выражало и заботу, сочувствие. Неужели Алекс беспокоится за нее?
— А теперь домой, — велел он.
Она побежала вниз с холма, и Алекс проводил ее внимательным взглядом. «Почему она так занимает мои мысли?» Он пришел в бешенство, когда, маясь от бессонницы, отправился в конюшню и обнаружил, что стойло Наполеона пустует. Конечно, он даже не предполагал, что жеребца могли украсть, но не мог и догадаться, кто на нем разъезжает.
25 
