очень нудно 
104 
Кэтрин не стала говорить девушке, что маркиз ее вовсе не любит. Она так и не смогла полностью открыться Гэбби. Слишком стыдно было признаться, что маркиз не желает спать со своей женой.
Кэтрин вместе с Гэбби разбирала сундуки, переставляла вещи. В дверь тихонько постучали.
— Это, вероятно, ваш муж, — сказала Гэбби, — не может часа прожить без своей любимой.
Кэтрин опустила глаза. Рано или поздно придется рассказать Гэбби обо всем.
Но стучал не Доминик. На пороге стоял старый Персиваль. Вот уж кого Кэтрин никак не ожидала увидеть, так это мальчика рядом с ним.
— Янош! — Кэтрин бросилась навстречу гостю.
— Надеюсь, мы не побеспокоили вас, миледи, — проговорил старик. — Мальчишке было велено подождать, пока вы отдохнете, но вы же знаете, какие они, детишки. Как их трудно заставить ждать.
Кэтрин опустилась на корточки. Янош кинулся к ней, и она крепко обняла мальчишку.
— Доминик не сказал мне, что ты здесь.
Янош прижался к ней, словно боялся отпустить и потерять. Кэтрин даже немного растерялась — цыганские дети не слишком чувствительны. Отступив, Янош сказал:
— Может быть, он хотел сделать тебе сюрприз.
— Да… наверное.
С момента венчания они с мужем ни разу не говорили ни о чем действительно важном. И все же он мог ей сказать о Яноше. Но почему-то не сказал.
— Мы вместе приехали из Франции, — заговорил Янош. — Мой отчим погиб в драке.
— Мне жаль, — сказала Кэтрин.
Впрочем, ей не было жаль жестокого скотоподобного мужлана, с которым пришлось жить мальчику. Кэтрин смотрела на красивый наряд ребенка — ладный, из дорогой ткани, на тщательно начищенные туфли. Очевидно, Доминик решил оставить мальчика у себя.
— Я так рада. Я боялась, что мне здесь будет совсем одиноко. А оказывается, здесь ты.
Янош сдвинул темные брови.
— Мне надо учиться. На это уходит много времени. Но у тебя будет Доминик. С ним бывает очень весело.
Кэтрин с трудом удержалась, чтобы не усмехнуться. Доминик едва ли захочет ее веселить. Скорее, он всегда будет с ней так же угрюм и холоден, как был с момента их свадьбы. Если только…
— Я учусь читать, — гордо сообщил Янош.
— Это прекрасно.
— Может быть, я однажды вернусь в табор и стану учить других.
— Думаю, это прекрасная мысль.
Мальчик сильно повзрослел с тех пор, как Кэтрин видела его в последний раз.
— Ты скучаешь по табору?
— Я скучаю по ребятам. Здесь мне не с кем играть.
— Как же так? У слуг есть дети — их должно быть довольно много в округе.
Слишком поздно она заметила болезненную гримасу на лице Яноша.
— Боюсь, они еще не совсем привыкли к мальчику, — вставил слово слуга. — Он не такой, как они, вы же знаете. Им надо привыкнуть друг к другу.
— Они никогда меня не полюбят, — сказал Янош. — А я никогда не полюблю их,
— Но, Янош…
— Мне надо идти, Катрина… я хотел сказать, леди Грэвенвольд. — Малыш обернулся к Персивалю. — Мистер Рэйнольдс будет сердиться.
— Это учитель мальчика, — пояснил слуга.
Кэтрин пожала ребенку руку.
— Зови меня, пожалуйста, Катриной, хотя бы когда мы будем одни.
Янош улыбнулся.
— Обещаешь?
— Обещаю.
— Отлично. А теперь иди. Мы еще поговорим позже.
Взяв Персиваля за руку, мальчик повел старика в холл. Кэтрин подумала о том, что еще неизвестно, кто из них кого опекает.
Думая о Яноше, Кэтрин нахмурилась. Ничего удивительного, что маленький цыганенок не ладил с остальными детьми. Надо учить их терпимо относиться друг к другу. Надо, чтобы они были равны. Образование — вот решение многих проблем. Эту истину она поняла, работая в школе. О школе надо будет поговорить с мужем.
Ничего, пусть поупорствует, но в конце концов Кэтрин выбьет себе право на собственное дело.
И Кэтрин улыбнулась.
Глава 20
Последний ком земли упал на холм на краю котлована. Доминик расправил затекшие плечи и откинул в сторону тяжелую лопату. Спина его взмокла от пота. День близился к закату. Всех рабочих он отпустил, и уже больше часа работал один.
Достав носовой платок, он вытер со лба пот. Он здорово вымотался — ну и что, тем лучше, зато работа держала его подальше от дома, подальше от Кэтрин.
Хорошо, что его тело страдает — так он меньше будет думать о другом теле, теле той, что поселилась с ним под одной крышей.
Доминик натянул рубаху и пошел к лошади. Вскочив в седло, он поскакал к дому.
— Добрый вечер, ваша милость.
— Добрый вечер, Родди.
104 
