31 
Прижатая к нему Кэтрин чувствовала его возбуждение, его твердую, вжимавшуюся в ее тело плоть.
— Я хочу тебя, — сказал он, и глаза его горели. — Я не видел ни одной, которая бы танцевала так, как ты, и не хотел еще ни одну, как хочу тебя.
Он поцеловал ее, и тело ее охватила странная легкость. Его поцелуй был смелый, жесткий и требовательный, поцелуй — продолжение той лихорадки, что владела ими в танце. Кэтрин застонала. Доминик накрыл ладонью ее грудь, лаская сквозь ткань сосок. Язык его проник в глубь ее рта, заполнил его собой.
Она хотела обнять его, коснуться его мускулистой груди, отдаться его ласкам. Она хотела прижаться к нему сильно-сильно, слиться с ним, чтобы между ними никто и ничто не стояло.
Но она отстранилась.
— В чем дело? — спросил он хриплым шепотом.
Кэтрин прерывисто дышала.
— Неужели твое слово ничего не значит?
— Что? О чем ты говоришь?
Доминик коснулся рукой головы, словно стараясь прийти в себя.
— Пойдем в вардо? Ты боишься, что нас кто-то увидит?
Он протянул к ней руки, но она увернулась.
— Я говорила тебе, что этого не будет. Ты думаешь, я дура? Ты думаешь, я не понимаю, к чему это приведет?
Глаза Доминика по-прежнему блестели, но выражение их изменилось.
— К постели, Катрина. Туда, где мы оба хотим оказаться.
— Ошибаешься, Доминик. Может, ты этого и хочешь, а я — нет.
— Не притворяйся. Ты хочешь этого так же сильно, как и я.
Господи, как же он прав!
— Нисколько не хочу.
Кэтрин отвернулась, и взгляд ее упал на плеть, висящую на стене вагончика. Сняв ее с гвоздя, Катрин протянула ее Доминику.
— Ты сказал, что если мы ляжем вместе, то это произойдет не под угрозой порки. Так вот, ты можешь только заставить меня. Если ты этого добиваешься — сделай это сейчас.
Доминик стиснул зубы, и лицо его сразу стало жестким. Он пристально посмотрел на девушку, потом взял плетку из ее рук. Кэтрин вспоминала его поцелуи, вспоминала, что чувствовала при этом. Представила, как должно быть приятно ласкать его, чувствовать его ласковые руки. Она взглянула на плеть. В этот момент она готова была взмолиться, чтобы он ударил ее, заставил ее сделать то, что, как знали они оба, она хотела больше всего на свете.
Доминик отбросил плеть.
— Похоже, любовь моя, я еще больший дурак, чем ты.
И, бросив на нее последний взгляд, он ушел в ночь.
Кэтрин смотрела ему вслед. Она изо всех сил сдерживалась, чтобы не побежать за ним, не упасть в его объятия и не попросить снова ее целовать.
С трудом заставила она себя отвести взгляд. Слезы навернулись на глаза. Когда она в последний раз позволяла себе плакать? Еще никогда ей так не хотелось разреветься, еще никогда она не чувствовала себя такой несчастной. Но она не могла разрешить себе подобную слабость. Никогда больше.
Кэтрин, покачиваясь, поднялась по лесенке. Завтра они пойдут на ярмарку в деревню. Может быть, там ей удастся найти путь к спасению.
Доминик работал с угрюмым ожесточением, чтобы немного остудить свою ярость. Он был очень близок к тому, чтобы ногой распахнуть дверь своего вардо, схватить Кэтрин и всей силой вонзиться в ее маленькое тело. Ни на минуту он не сомневался, что ей это будет чертовски приятно. Но… Ни разу в жизни он не брал женщину силой и не собирался делать это сейчас.
Похлопав по морде молодую кобылу, он достал припаренный сахар.
— Завтра, — проговорил он, лаская животное, — если хорошо будешь себя вести, получишь еще.
Кого другого он, может, и продаст, да только не Сумаджи. Уж очень она была хороша. Вместе с ее дружком, большим серым жеребцом Реем, они пополнят его английский табун.
— Ну почему Катрин не может хоть отчасти стать такой же ласковой и покорной? — спросил он, думая об упрямой маленькой чертовке, оставшейся в таборе. Даже сейчас тело его не желало успокоиться без нее; боль, видно, придется терпеть не один час. Он буквально чувствовал в руке тяжесть ее грудей.
И все же она удивляла его. Откуда столько воли? Столько сил сопротивляться? А как она танцевала — огонь! Она сгорала от желания. Каждое движение говорило об ее страсти! Он был уверен, что Кэтрин пойдет в постель добровольно.
Но она отказалась!
Доминик сжал уздечку так, что костяшки пальцев побелели. Господи, эта рыжая ведьмочка превращает его жизнь в ад! Он думал о том, как целовал ее, как отвечала она на его поцелуй. Если ему сейчас так плохо, то как должна себя чувствовать она? Доминик был готов поспорить, что Кэтрин этой ночью будет спать не лучше его самого. Время. Только время может ему помочь. Она скоро не выдержит. Если бы у него было еще хоть несколько дней…
31 
