9 
Ты научишься выполнять мои приказы, узнаешь, что такое покорность. Не беда, если для этого придется использовать кнут.
У Доминика пересохло во рту. Если Вацлав купил женщину, он мог делать с ней все, что хотел. Рука Доминика непроизвольно сжала деревянный обод колеса, но он заставил себя остаться на месте.
Вацлав отвернулся, чтобы вытащить кнут, которым стегал лошадей, и глаза женщины, яркие, изумрудно-зеленые, впились в его спину так, как через несколько секунд, должно быть, вопьется в ее тело плетка.
— Никогда я не покорюсь тебе, слышишь! Я презираю тебя и все твое цыганское племя! Вы не можете обходиться без насилия и жестокости! Вы не люди, вы — звери!
Женщина вздрогнула всем телом, но приняла первый удар молча.
Тонкая красная черта прорезала первозданную белизну ее кожи. Ни крика, ни стона — она только сильнее прижалась щекой к шершавому стволу дерева.
Но когда женщина закрыла глаза и закусила губу, Доминик не выдержал. Он вышел из темноты как раз в тот момент, когда плеть готова была опуститься на спину женщины во второй раз. Вацлав опустил руку.
— Кажется, мой друг, у тебя трудности с воспитанием этой женщины, — произнес Доминик как можно спокойнее.
Он говорил по-английски, продолжая беседу на том языке, который использовали эти двое. Доминику пришлось собрать в кулак всю волю, чтобы не вырвать плеть из рук Вацлава и не отхлестать его самого.
— Иди отсюда, Домини, не твое это дело.
— Я просто зашел на огонек. Мы так долго не видались.
— Не время сейчас для приветствий. Как видишь, я занят другими делами.
— Да, кажется, — проговорил Доминик, но уходить он не собирался.
— Женщина заслужила порку, — сказал Вацлав, впрочем, не очень уверенно, как будто оправдывался.
— Возможно. Если она твоя, ты, конечно, можешь делать с ней, что пожелаешь,
— Тогда почему ты вмешиваешься?
— Я думал, что могу помочь. Может быть, все это можно решить по-другому, — заметил Доминик, пожав плечами. — Впрочем, золото тебя, вероятно, не интересует.
И снова во взгляде Вацлава проскользнула неуверенность. Он нерешительно посмотрел на женщину, привязанную к дереву. Видно было, что Вацлаву не очень-то хочется мучить ее, но она не оставила ему выбора: если он ее не проучит, то соплеменники будут смеяться над ним.
— Я думал, может быть, за хорошее вознаграждение ты мог бы избавиться от такой обузы.
Вацлав взглянул на женщину, и в глазах его отразилось желание. Женщина плюнула на землю.
— Какое вознаграждение? — спросил Вацлав.
— Я заплачу тебе в два раза больше, чем ты за нее отдал.
— Королевская щедрость. Рыжая девка обошлась мне в кругленькую сумму.
Она, видимо, стоила этих денег.
— Втрое против твоих, — прошептал Доминик.
— Ты покупаешь ее на беду, Домини. Она и тебя изведет.
— Ну что же, я рискну. Я предлагаю тебе вчетверо больше, чем ты за нее заплатил.
Лицо Вацлава, и так красное от гнева, побагровело.
— Так, значит, мешок с деньгами? Думаешь, раз у тебя полно золота, ты можешь купить все что захочешь, так, дидикай?
Вацлав употребил цыганское ругательство, примерно то же, что гаджио, полукровка. В детстве, Доминику часто приходилось слышать это слово, но с годами он завоевал достойное место среди своих сограждан, и называть его дидикаем перестали. Сейчас его будто ножом резанули.
— Ты хочешь эту женщину? Тогда я продам ее тебе за сумму в шесть раз большую, чем платил я.
Вацлав бросил вызов, напомнив Доминику о его происхождении. Ни один настоящий цыган не смог бы выложить таких денег. Доминик взглянул на женщину. Та, повернув голову, с тревогой наблюдала за торгом. То, что осталось от ее блузы, потемнело от крови, веревка жестоко врезалась в кисти. Права била мать — не стоило сюда приходить. А сейчас он уже не мог уйти.
— Идет, — сказал Доминик, — отвязывай ее.
Вацлав победно засмеялся, а Доминик горько усмехнулся про себя. Оба они понимали, что победа осталась за Вацлавом.
— Это кровь гаджио делает тебя слабым, — процедил сквозь зубы он.
Вацлав знал, что никто другой и не подумал бы его останавливать. Цыгане верят в данную им свыше безраздельную власть над женщиной. Доминик не был исключением, единственное, чего он не принимал, так это зачем использовать силу для доказательства своего господства.
Вацлав протянул Доминику нож. Лезвие тускло блеснуло в свете костра.
— Раз она теперь твоя, ты и отвязывай.
Доминик подошел к женщине, перерезал ножом веревки. Женщина стала оседать на землю. Доминик обнял ее за тонкую талию, чтобы поддержать.
9 
