19 
Сначала приехал мистер Данблейн, и с ним – отцы трех парней, схваченных вместе с Торквилом.
Отец не разрешил Клоле присутствовать при разговоре, однако она наблюдала из окна приезд гостей и, спрятавшись за портьерой, видела, как они поднимаются в комнату предводителя клана.
Мистер Данблейн понравился Клоле: он показался ей похожим на тех образованных светских людей, которых она встречала в Эдинбурге.
Его спутники так и пожирали глазами членов клана Килкрейгов. Те отвечали не менее красноречивыми взглядами, и Клола поняла, что только страшным усилием воли они удерживаются от того, чтобы немедленно не вцепиться друг другу в глотки.
В Эдинбурге Клола почти забыла о том, что в памяти горцев и поныне живы старые распри. Теперь же она поняла, что тлеющая ненависть может в любой момент вспыхнуть вновь.
Мистер Данблейн уехал ни с чем, и позже Клола узнала, что ее отец отказался разговаривать с кем-либо, кроме вождя клана Макнарнов, герцога Стратнарна.
Об этом человеке Клола много слышала и дома, и в Эдинбурге.
Рассказывали, что он сбежал из дома в шестнадцать лет, не в силах выносить тирании отца, и с тех пор жил на Юге.
О деде герцога с материнской стороны старый Килкрейг всегда отзывался с презрением. Этот человек, родом из Нижней Шотландии, в свое время не примкнул к мятежу якобитов. Вместо этого он предпочел переехать на Юг и жить в свое удовольствие, пользуясь богатством и милостями двора.
– Ренегат! Изменник! Предатель собственного народа! – вот лишь немногие оскорбления, которыми осыпал Килкрейг его и всех шотландцев, избравших тот же легкий для себя путь.
Но в Эдинбурге Клола начала понимать, почему столь многие вожди кланов тяготятся жизнью в горах.
В прошлые столетия вожди вели странную и противоречивую жизнь. Эти «цивилизованные дикари» зачастую бывали образованнее своих современников – знатных англичан.
Многие из них, помимо родного гэльского языка и английского, в совершенстве владели французским, латынью и греческим, а сыновей своих отправляли в университеты Глазго, Эдинбурга, Парижа и Рима.
Молодые люди возвращались на родину в блеске шелка и кружев, с привычкой к дорогому французскому кларету, а заморский менуэт отплясывали так же ловко, как родную джигу.
Во Франции и в самой Англии шотландцы славились как ученые и любезные, хотя и экзотические, иностранцы.
Однако дома они превращались в королей крошечных варварских королевств, чьи развлечения исчерпываются охотой, рыбной ловлей, песнями бардов и дикой музыкой волынок.
Прежде, в шестнадцатом столетии, к этим удовольствиям прибавлялись еще и междоусобные войны.
Горы в те далекие времена изобиловали оленями, волками и дикими котами – трудной и вожделенной добычей для охотника. Долгими зимними вечерами, когда все обитатели замков собирались в зале вокруг очага, барды в своих песнях воскрешали волнующие картины охоты.
Но вожди, побывавшие в иных странах, неохотно возвращались на родину, где царили суровые и далеко не цивилизованные законы.
Клола могла их понять, но она видела, что клан без вождя беспомощен. Более того, клан, покинутый вождем, постепенно вырождается, как Маклауды, по справедливости заслужившие название «диких варваров».
Думая об этом, Клола вспоминала старые предсказания о преследующем горцев проклятии, и сердце ее горестно сжималось при мысли, что когда-нибудь все кланы постигнет та же участь.
Древние маги предсказывали, что когда-нибудь наступят Блиадна Нах Каорах – «времена овец», когда засеянные поля превратятся в пастбища для скота и людей постигнут нужда и разорение.
Так и случилось. В Эдинбурге на уроках истории Клола узнала, что развитие скотоводства на Севере повлекло за собой разорение мелких фермеров и массовую эмиграцию в Канаду.
Новости доходили до Шотландии с большим опозданием.
Весть о восстании в Сазерленде пришла в Эдинбург почти одновременно с приездом Клолы. Ни о чем другом люди не говорили: с каждым днем появлялись новые слухи о сожженных фермах, немыслимых жестокостях и о том, что многие северные вожди подумывают присоединиться к руководителю восстания – маркизу Стаффорду.
Мятеж был подавлен, и новости о военных действиях сменились известиями о заключенных в тюрьмы и высланных. Чем больше слышала этих печальных вестей Клола, тем больше болело ее сердце обо всех простых горцах, забытых, обманутых своими вождями.
19 
