32 
— Он такой большой и переполненный, — пыталась объяснить Симона, — там слишком много произведений искусства и слишком много мебели. Кайзеру трудно все это достойно расставить и показать.
— Это правда, — согласился барон, — но, надеюсь, вы не сказали об этом императору? Он не выносит критики!
Маркиз рассмеялся.
— Конечно, нет. Представьте, Его Величеству очень понравились руки Симоны.
— О, так и должно было случиться, — воскликнул барон. — Мне следовало вам раньше сказать, что Его Величество оценивает женскую красоту в первую очередь по рукам. У дамы может быть нос, как у калмыка, впалая грудь и даже горб, но если у нее красивые руки, то в разговоре он будет рассыпаться в комплиментах и, расставаясь, непременно поцелует ей руку.
— Причем, если это происходит при свидетелях, то один раз, а если наедине — десять раз, — добавила баронесса.
Маркиз снова рассмеялся, но потом заметил, что графиня, сидящая рядом с ним, чем-то разгневана и злобно посматривает на Симону.
Он вдруг испугался, но не за себя, а за эту очаровательную девушку, которая помогла ему больше, чем это можно было выразить словами. Маркизу неожиданно пришло в голову, что Симоне может грозить опасность не от кайзера и его агентов, которые захватили Уотсона, а от этой женщины — графини, и причиной тому будет он.
«Чем быстрее мы уедем из Германии, тем лучше», — подумал Ирвин.
Сразу после ленча он поспешил к себе в комнату, чтобы переодеться и поговорить с Доркинсом. Как только камердинер вошел и закрыл за собой дверь, маркиз вопросительно посмотрел на него.
—Хорошие новости, милорд, — произнес слуга. Он говорил тихо, и маркиз тут же повел его к окну, туда же, где говорил с Симоной прошлой ночью.
—Ты связался с камердинером кайзера? — тихо спросил маркиз.
— Я видел Франца, милорд, — ответил Доркинс, — и он был рад видеть меня. Мы встречаемся с ним сегодня днем.
Маркиз облегченно вздохнул.
— Молодец, Доркинс!
— Он придет сюда, — продолжил Доркинс. — Я думаю, будет разумно сначала отвести его в пивную, если, конечно, у них тут есть пивные.
— Ты можешь повести его в любой трактир. Но выбирай такой, где вас не узнают и не станут за вами следить.
—Я все время помню об этом, милорд. Но пока никто не обращает на меня особого внимания.
— Слава богу! Но думаю, мы ведь можем и не заметить, что за нами следят.
— Я надеюсь, милорд, что Франц сдержит свое обещание и покажет то оружие, о котором толковал в Каусе.
— Если тебе удастся увидеть это здание, хотя бы снаружи, и запомнить, где оно находится, это уже будет большой удачей, — сказал маркиз. — На данный момент у меня нет четкого плана, как мы будем спасать Уотсона. Но нам очень повезло уже в том, что мы знаем, где его содержат. Это сэкономит нам время и силы.
— Согласен с вами, милорд, — ответил Доркинс. — И если удастся попасть внутрь Панзер-Хауса, я как-нибудь узнаю, где его содержат.
— Будь очень осторожен, — предупредил маркиз, — они начеку. Кайзер прямо спросил меня, слышал ли я об этой пушке.
—А что вы ему ответили?
— Я, естественно, ответил, что ничего об этом не знаю. Но он мне не поверил.
Доркинс вздохнул.
— Они уже слишком много знают, — проворчал он. — И это меня беспокоит. Я хочу выяснить, кто им донес.
Маркиз пожал плечами.
— Это мог быть кто угодно. Я всегда считал, что могу доверять своим слугам, но их могли подслушать. Или в беседе с незнакомцами кто-то мог проговориться.
Маркиз закончил переодеваться.
— Делай, что можешь, и не жалей денег на угощение своего друга Франца.
— Не думаю, что он пробовал что-нибудь лучше пива. Он рассказывал, как относятся к слугам во дворце.
Маркиз из разных источников слышал, что во дворце Нейс слуги-поденщики должны приносить еду с собой. Многие их них приезжали издалека, но им не предоставлялись ни еда, ни напитки.
Один государственный чиновник, который останавливался во дворце, рассказал ужасную историю. Он видел, как около сорока голодных женщин и девушек толпились на черном крыльце дворца, который кайзер хвастливо называет «самым величественным двором в Европе».
—Я с трудом верил собственным глазам, — с презрением рассказывал чиновник. — Большинство их них жевали черный хлеб, на который было тонко намазано свиное сало, и запивали все это холодным мутным варевом из цикория.
—Я не могу в это поверить! — удивлялся маркиз. — Не может же кайзер быть настолько жадным!
32 
