38 
Неожиданно напряжение в душе Симоны спало и она расплакалась. Она попыталась удержать слезы, но те уже вовсю катились по щекам. Больше не сдерживаясь, девушка разрыдалась — безутешно и горестно, как ребенок. Маркиз стал гладить ее по голове.
— Все хорошо, Симона, — мягко уговаривал он ее, — все кончено, вы замечательно справились! Вы очень храбрая! Я уверен, принц Уэльский будет восхищен тем, что вы сделали, когда я расскажу ему, какая вы героическая девушка
Симона не отвечала. Она почувствовала, как маркиз гладит ее по волосам и, смутившись, попыталась нащупать носовой платок. Маркиз взял ее руки в свои.
— Простите меня, — прошептала девушка.
— Вам не в чем извиняться, — успокаивал ее маркиз. — Мы уже почти выиграли сражение, но не сможем отпраздновать победу, пока не отряхнем землю Германии со своих ног.
— Ох, как я этого жду! — вставил Уотсон, продолжая возиться с новой одеждой.
Симона перестала плакать. Ей стало интересно, почему он так долго одевается. Ей казалось, что когда он залез в карету, на нем были только брюки и рубаха.
—А что делать с париком, милорд? Тут невозможно понять, где зад, где перед.
— Надевайте его так, как вам удобнее, — ответил маркиз. — Под капором будет незаметно.
Симона так удивилась последним словам, что подняла голову и вопросительно посмотрела на маркиза.
— Я вам не объяснил, что Уотсон путешествует с нами под видом вашей камеристки. В британском посольстве я получил на него специальный паспорт на имя Полы Уот. Этот документ легко исправить, когда он сможет путешествовать уже в собственном обличье и под своим настоящим именем.
— Надеюсь, это произойдет скоро, милорд, — откликнулся Уотсон. — Я никогда не представлял
себя в образе женщины, но случись такое лет десять назад, я бы, наверное, выглядел привлекательнее.
Маркиз рассмеялся:
— Сегодня вам достаточно быть хорошо выбритым.
—Я как раз сегодня брился, — ответил Уотсон. — В последнее время это ужасная процедура, доложу я вам, была для меня нечастой и не очень приятной. Они буквально висели надо мной, опасаясь, что я могу перерезать себе горло.
— Ну теперь, по крайней мере, вы сможете побриться в свое удовольствие, — сказал маркиз.
Уотсон глубоко вздохнул:
— Знаете, мне бы, наверное, пришлось это сделать, если бы они стали осуществлять свои угрозы.
—Забудьте об этом, — перебил его маркиз. — Лучше запомните, что вы теперь камеристка мисс Симоны Белл и едете с ней назад в Англию. И наденьте очки, которые я положил в ваш карман.
—А я ломаю голову, зачем они. Я, конечно, не вижу себя со стороны, но, бьюсь об заклад, сейчас меня и родная мать не признала бы.
— Надеюсь, — удовлетворенно кивнул маркиз. — И не забудьте, мы не можем быть в полной безопасности, пока не попадем на борт «Морского конька» и не выйдем в открытое море.
—Я буду осторожен, милорд, — пообещал Уотсон. — Быть пленником у немцев — удовольствие не из приятных, клянусь вам.
— Не сомневаюсь, — ответил маркиз. — Вы расскажете мне об этом позже. Я не хочу, чтобы мисс Симона расстраивалась.
Уотсон замолчал.
Через некоторое время маркиз воскликнул:
— Мы приближаемся к вокзалу. Поезд отходит минут через двадцать.
Симона отстранилась от маркиза.
— Мне нужно надеть шляпу.
— Не спешите, — успокоил ее маркиз. — В это время в зале ожидания почти никого нет, и у вас будет возможность привести себя в порядок.
Карета остановилась, и Доркинс стал выгружать багаж. Симона заметила, что маркиз дал немалую сумму денег людям, которые управляли каретой.
Доркинсу понадобилось время, чтобы разыскать единственного ночного носильщика, — тот где-то спал. Он сложил чемоданы на тележку и покатил ее на платформу.
Маркиз и Симона пошли искать зал ожидания, велев Уотсону идти с ними.
Им повезло — зал был пуст и там горела всего лишь одна лампа.
— Пойду поищу вам чего-нибудь выпить, — сказал маркиз Уотсону.
— Я бы больше предпочел набить чем-нибудь мой пустой желудок, милорд, — ответил Уотсон. — Последние два дня они морили меня голодом!
— Как же я не подумал! Я немедленно принесу вам поесть. Оставайтесь здесь и позаботьтесь о мисс Симоне.
Он быстро ушел.
—Я вам очень признателен, мисс, за то, что помогли освободить меня. Я бы не хотел снова попасть туда!
— Конечно, — согласилась Симона. — Вы проявили настоящее мужество, не рассказав немцам того, чего они так добивались.
38 
