очень нудно 
41 
…и просыпается.
Снова стоит над парашей… Больно. Больно… Больно! Двадцатипятисвечовая лампочка еле-еле освещает камеру.
Пыльная, загаженная мухами лампочка тоже за решеткой…
Но все равно видно — моча стала светлее…
Вскарабкался на нары.
Проснувшийся Лаврик сует Мике «казбечину» в рот, откуда-то достает спички:
— Не плачь. Давай покурим.
Мика прикуривает:
— Я не плачу. Это, наверное, во сне…
***
Мику выпустили раньше, чем пророчил Лаврик.
В милицию примчалась разъяренная старуха Кульпан, всех обозвала фашистами и категорически отказалась разговаривать по-русски.
Ее переводчиком тут же оказался насмерть перепуганный ее племянник Нурумжан Нургалиев — начальник паспортного стола этой же милиции.
Вот тогда Кульпан и устроила на казахском языке дикий хай русскому следователю, который вел дело о краже в гостинице «Дом Советов»!..
На всю милицию она вопила, что «Мишька» ничего и ни у кого никогда брать не будет!!! А что он прыгал со второго этажа — так это была физкультура!.. Он и вверх ногами стоять может, и через голову переворачиваться!.. А откуда он прыгал — ей наплевать!.. Хоть с крыши! Она одно знает: в руках у него были только штаны, рубаха и тапки. Сандали называются… И все! И если ребенка сейчас же не выпустят, она пойдет в самый главный партийный комитет — там у нее второй племянник работает, — и тогда вся эта милиция завтра же на фронт уедет воевать с кем надо!..
Нурумжан подтвердил слова старухи. Его двоюродный брат товарищ Жантурин действительно работал в ЦК Казахстана большим начальником.
И от греха подальше Мику выпустили «за отсутствием состава преступления».
***
Однако уже решением жилищной комиссии ЦОКСа Мике больше не разрешили жить в гостинице и переселили его в общежитие. В бывший кинотеатр «Алатау». Совсем рядом с его звукоцехом.
Мика собрал вещи. Свои взял с собой, папины сдал в камеру хранения гостиницы и ушел.
По пути заглянул в дворницкую пристройку во дворе.
Усталая старуха Кульпан пила чай из большой пиалы, отщипывала кусочки лепешки.
— Эй, бола! Чай пить будешь? — спросила старуха. — Сахар — джок…
— Джок так джок. Могу и без сахара, — улыбнулся ей Мика.
Старуха плеснула чай в свою пиалу и подала её Мике. Отщипнула себе от лепешки малюсенький кусочек, всю остальную лепешку пододвинула Мике.
— Кушай. Я уже.
— Спасибо, Кульпан.
— На здоровье кушай.
— Я не про чай…
Старуха не ответила. Видно было, как в ней закипала ярость. Мика прихлебывал чай, чувствовал, что старуху вот-вот прорвет.
— Не надо, бабуль. Все же обошлось, Кульпан…
— Как «не надо»?! Как жить дальше?! Сапсем нельзя!.. Я ей говору: «Мишька в турме! Беги, кричи, что ребенок у тебя в койке был, невиноватый он — весь ночь ты с Мишькой спал!..» А она говорит: «Какой ужас!» И все! Я говору: «Зачем ужас? Бежать надо, просить надо… Ты красивая, тебя слушать будут…» «Не могу», — говорит. «Муж», — говорит. «И еще один человек…» — говорит. Я говорю: «Ты — сука! Как ибаца с малчиком, так ты первый, а как… Сама твоему мужу расскажу!» А она плачет, денги мне давая. Я взял денги, плюнул в них, на пол бросил, тапочком растер и ушел… Кушай лепешку счас же! Сапсем плохой стал…
Мика замер с пиалой в руке, с куском лепешки во рту:
— Рассказала?…
— Чего «рассказала»?
— Мужу…
— Нет. Тебя боялся.
— Почему меня?!
— Ты сказал: «Заложишь — зарежу!»
И старуха захихикала, прикрывая беззубый рот коричневой сморщенной ладошкой.
***
В первый же месяц жизни в общежитии киностудии, в бывшем кинотеатре «Алатау», Мика Поляков схлопотал еще два привода в милицию.
Один раз, когда пропало все постельное белье у Симы Поджукевич, только что получившей похоронку на мужа и жившей с двумя детьми за тремя занавесками в самом углу зала, и второй раз — когда была взломана клетушка обувного отдела костюмерного цеха и похищены оттуда восемь пар почти новых кирзовых солдатских сапог.
В эти разы в милиции Мику не били. Наверное, боялись старуху Кульпан с ее вторым племянником цековским товарищем Жантуреным.
Но кричали на Мику, руками перед носом махали, стращали бог знает чем, чтобы сам сознался! Обзывали по-всякому, за шкирку трясли…
Продержали сутки и выгнали.
Во второй раз, казалось, — посадили накрепко. Да вот ведь незадача — отловили на рынке барыгу со студийными солдатскими сапогами! А тот возьми и скажи, поглядев на Мику:
41 
