Последние отзывы

  74  

– Но я не давала тебе прав издеваться надо мной! – Люси взвизгнула от боли, и Хит, медленно ослабляя хватку, разжал пальцы. Как от раскаленной печи она отдернула горевшие огнем руки с багровыми следами на запястьях. Тяжело дыша, они стояли, бросая друг на друга взгляды, полные злости.

– Ты моя жена! Ты дала клятву неотступно следовать за мной. Так помни об этом!

– А я не клялась бросить все из-за твоих идиотских причуд. – Люси посмотрела на кипу газет, лежавших в углу. Хит с настойчивостью хранил запечатленные на пожелтевших, пыльных страницах истинные и ложные показания очевидцев, пытаясь судиться с самим временем, особенно беспощадным к свидетельствам и свидетелям. Сейчас именно эта черта его характера вызвала в Люси острый приступ ненависти.

– И все это ради какой-то газетенки?! Разрушить мою жизнь, чтобы доставить людям удовольствие за чашкой чая пробежать глазами две-три колонки новостей, которым грош цена!

– Разрушить твою жизнь? Ты называешь жизнью этот огромный склеп по имени Конкорд, в котором ты так жаждешь быть погребенной на ближайшие полсотни лет, сторонясь остального мира? Было бы что разрушать!

Окончательно разъяренная, Люси схватила пачку газет и швырнула в камин. Старые, истрепанные уголки дрогнули в предсмертной конвульсии, на них выступили темно-бурые пятна, мгновенно превратившиеся в угольно-черные; и вот уже оранжевые язычки весело танцуют на корчащихся страницах, постреливая вверх пылающими клочками. Люси с искаженным от злости лицом повернулась к Хиту. Тот стоял, словно в оцепенении, и только глаза, вдруг ставшие узенькими щелочками, неотрывно следили за женой. Всполохи огня из камина высвечивали на его темной коже тонкую бледную полоску шрама.

– Вот это ты должен был сделать давным-давно, сжечь свой бумажный склеп, в котором сам скрываешься от всего мира! – Ненависть и испуг, терзавшие Люси, наконец вырвались наружу. – Тебе доставляет удовольствие рассуждать о моих недостатках, не так ли? А как же быть с твоими? Когда-то ты уверял меня, будто не веришь в то, что можно искупить грехи, если покорно нести их бремя всю жизнь. Но сам ты вот уже восемь лет тянешь за собой груз прошлого, ни на секунду не расставаясь с ним, читая и перечитывая газетный хлам военной поры. При этом ты притворно равнодушен к войне, тебе якобы нет до нее никакого дела, но в действительности все не так. Те из моих знакомых, кто побывал на войне, давно вернулись к нормальной, мирной жизни. Ты же никак не можешь этого сделать. Мысли, воспоминания об этой бойне пожирают тебя, гложут твою душу… Ты так и не вернулся оттуда, ты все еще сражаешься, вечно ищешь врагов и находишь их! Кто-нибудь хоть раз в жизни слышал, чтобы южанин издавал газету, и не где-нибудь, а в Бостоне? Это просто безумие! Но я-то знаю, что толкает тебя на такие решения – ненависть к янки, неодолимое желание сразиться с ними и победить, чтобы они ползали у тебя в ногах, униженно вымаливая пощаду. Мне не нужен муж-сумасброд с замашками маньяка. Я не хочу с тобой жить! Отправляйся в свой Бостон, вынашивай там сумасшедшие планы, делай что хочешь. Я остаюсь здесь. – В подтверждение непреложности своих намерений Люси стремительно покинула комнату. Взлетев по лестнице на второй этаж, она поспешила в свою спальню с единственным желанием запереться на замок, но Хит оказался проворнее и нагнал ее наверху у двери. Он обнял ее за талию, крепко прижал к своей груди и голосом, резким и отрывистым, отчеканил ей прямо в ухо:

– Уважаемая миссис Рэйн! Довожу до вашего сведения, что в ближайшие два дня вам следует собрать те вещи, которые вы сочтете нужными для переезда в Бостон. Я уже договорился с вашим отцом, он поможет вам в мое отсутствие. Ежели вы не пошевелите своей маленькой задницей и не соизволите собраться вовремя – пеняйте на себя, следующие полгода вам придется ходить в том, что будет на вас в день отъезда из Конкорда. Поверьте, я слов на ветер не бросаю. И последнее: не забивайте вашу голову бредовыми мыслями – вы здесь не останетесь! Так что постарайтесь все сделать сами, без моей помощи.

– Я останусь здесь, – прошипела Люси.

Хит сдавил ее так, что ей трудно было дышать. По правде говоря, она ждала от него удара или пощечины, – настолько зло и свирепо он процедил последнюю фразу. Страх окутал Люси своей липкой паутиной, его отвратительные паучьи лапки душили ее сердце. А внизу, в камине, бойко потрескивал насмешливый огонь, радостно устремлялись вверх яркие щупальца пламени, покончив с бумажными останками такой несовершенной, просто скверной человеческой памяти…

  74